Я сказала ей, что совершенно подавлена. Созналась, что испытываю ужас от случившегося. Джеральдина сочувствовала и утешала. Но при этом оставалась несгибаемой, как гвоздь (ау, призрак Г. В. Вейса!).
— Посмотри на это под другим углом зрения, — сказала она, когда я наконец остановилась. — У них был прекрасный конец. Быстрый, безболезненный. А лучше всего то, что на Земле не осталось людей, которые бы оплакивали их.
— Кроме нас.
— Мы — не совсем люди.
— Я чувствую себя человеком.
— Нет. Ты — Совершенный Мастер.
— Я не знаю, что такое Совершенный Мастер. — Я тоже могла быть твердой. — Я не знаю, кто такой Калки. За исключением того, что он — убийца…
Разгневанная Джеральдина вскочила на ноги.
— Не говори так! Он не убийца, потому что… он есть. Вот и все. Так было суждено с начала времен. Он пришел, чтобы положить всему конец. И сделал это.
— Да, он положил всему конец, — согласилась я.
— И начало.
Я не была уверена, что Калки с начала времен было суждено положить всему конец или начало, но зато была уверена, что с начала времен мы с Джеральдиной составляли прекрасную пару. Я была Лилит, а она Евой. Мы быстро освоили уголок райского сада и объявили его своей собственностью. В ту ночь мы с ней впервые занимались любовью.
Потом мы уснули. Я проснулась перед рассветом. И впервые поняла, что случилось. Поняла, что с апреля находилась в летаргическом сне. И задумалась, не сошла ли я с ума. Хуже того, сошла с ума и сама не знаю этого.
Я впервые подумала об Арлен. И начала дрожать. Напомнила себе, что она умерла быстро и без боли. Если бы она умерла от рецидива лейкемии, это было бы куда мучительнее. Так что можно считать, ей повезло. Она избавилась от палаты для умирающих в больнице «Синайский кедр». И все равно меня продолжало трясти.
В то же время мне нравилось жить. Любить Джеральдину… у которой до сих пор не было ни одного подобного романа, Она была слишком напугана, чтобы экспериментировать с женщинами, и слишком привыкла экспериментировать с мужчинами. Или просто так вышло? Как бы там ни было, она ждала меня всю свою жизнь. А я — ее.
На следующий день Джайлс прослушивал эфир, а мы с Джеральдиной любовались достопримечательностями. Лучи солнца, врывавшиеся в огромные (от пола до потолка) небьющиеся окна Сент-Шапель, озаряли интерьер церкви. Повсюду прыгали солнечные зайчики и будили пожар в крови. Мы занимались любовью в тайном уголке, где слушал мессу Людовик XI. Когда я обнимала ее… но «tout le reste est littérature»[27]. Верлен.
Следующая остановка: Нотр-Дам. В безмолвном сером нефе я спросила Джеральдину, почему я попала в число тех, кто должен был выжить. Когда она завела свою обычную песню (и танец) про Совершенных Мастеров, я заставила ее замолчать, бросив:
— Это не причина.
Джеральдина забралась в кресло епископа.
— Калки был нужен летчик, — сказала она.
Уже прогресс.
— Да. Я догадалась об этом еще в Катманду. — Пол заливал свет из розовых окон. Обстановка была подходящая. — Но в мире полно летчиков. Вернее, было полно.
Джеральдина долго смотрела на меня. Изучала мое лицо так, словно оно было барометром… предвещавшим бурю? Я понятия не имела, что нового она там увидела. Затем прозвучал первый вопрос:
— Что общего у тебя, меня и Джайлса?
— Мы — Совершенные Мастера.
— А еще?
Я долго думала, но ничего так и не придумала. Хотя должна была догадаться.
Джеральдина пришла мне на помощь.
— Я не могу иметь детей. Джайлсу сделали вазэктомию. А ты, как всем известно, вышла за грань материнства, когда тебе иссекли трубы.
Я до сих пор не понимаю, почему не додумалась до этого своим умом. Мне следовало догадаться с самого начала. Тем временем Джеральдина задала второй вопрос:
— Что общего у Калки и Лакшми?
— Они могут иметь детей. — До меня наконец дошло. Я рассматривала ромбы (всегда ромбы… почему не алмазы?) света на полу. В голове не было ни одной мысли.
— До нашего вылета Джайлс осмотрел Лакшми. Она беременна.
Ненормальность того, что сделал Калки, как нельзя лучше соответствовала тому, что он собирался сделать. Я закончила эту игру в вопросы и ответы.
— Он собирается стать отцом новой человеческой расы.
— Да. — Джеральдина казалась счастливой. — А Лакшми — материю. Мы будем учителями.