«А это самое важное», — решительно сказал себе Калле.
Он уже собирался уходить, как вдруг увидел у подножия лестницы маленький белый предмет. Калле быстро наклонился и поднял его. Это была жемчужина — белая сверкающая жемчужина.
5
Калле развалился под грушей. Ему хотелось подумать, а в таком положении думалось лучше всего.
«Конечно, не исключено, что жемчужина лежала там еще со времен Карла Двенадцатого. Какая-нибудь растяпа дворянка побежала в погреб за бутылкой пива, да и обронила там свое жемчужное ожерелье, — рассуждал знаменитый сыщик Блюмквист. — Но вероятно ли это? Когда расследуешь загадочное происшествие, — продолжал он, повернувшись на бок, чтобы видеть глаза воображаемого собеседника, — надо всегда исходить из вероятности. А вероятность говорит за то, — знаменитый сыщик с силой ударил кулаком по земле, — что эта жемчужина не лежала там со времен Карла Двенадцатого, потому что за столько лет обязательно нашелся бы какой-нибудь глазастый парень, который подобрал бы ее до меня. Кстати, если жемчужина лежала здесь позавчера, когда мы сюда приходили, то такой наблюдательный молодой человек, как я, должен был ее увидеть. Тем более что я довольно тщательно обследовал землю. Ну, что вы, — он сделал рукой отрицательный жест, обращенный, очевидно, к восхищенному собеседнику, — это же азбука сыскного дела, ничего особенного! Итак, какой вывод мы можем отсюда сделать? Скорее всего, жемчужину потерял так называемый дядя Эйнар во время своего ночного посещения развалин. Разве я не прав?»
Воображаемый собеседник, очевидно, не возражал, ибо знаменитый сыщик Блюмквист продолжал:
«Могут, конечно, спросить: видел ли кто-нибудь дядю Эйнара с ожерельями на шее? Может быть, он весь так и сверкает жемчугами и драгоценностями?Знаменитый сыщик решительно хлопнул рукой по земле. — Разумеется, нет! А потому, — он взял воображаемого собеседника за отворот пиджака, — если этот дядя Эйнар бросается жемчужинами, то я вправе считать это крайне подозрительным обстоятельством, не правда ли?» Никаких возражений не последовало. «Но я не из тех, кто выносит приговор на основании одних инд… индиций. Дело должно быть расследовано основательно, и я беру на себя смелость утверждать, что эта задача мне по плечу».
Тут воображаемый собеседник с таким жаром принялся уверять, что господину Блюмквисту любая задача по плечу, что даже сам господин Блюмквист счел его похвалу чрезмерной.
«Ну, ну, не преувеличивайте, — сказал он мягко. — Лучший сыщик, которого когда-либо знала история? Это, пожалуй, уж слишком. Лорд Питер Вимсей тоже не так уж плох».
Калле достал записную книжку. В разделе «Особо подозрительные обстоятельства» он добавил: «Посещает по ночам дворцовые развалины. Теряет жемчужины».
Он перечитал все, что у него было записано о дяде Эйнаре. Недурно! Теперь ему для полного счастья недоставало только одного: отпечатка пальца. Все утро Калле пытался добыть отпечаток. Несколько часов он увивался вокруг своей жертвы, самым коварным образом подсовывая ему маленькую штемпельную подушечку из набора «Печатай сам». Он надеялся, что дядя Эйнар как-нибудь нечаянно поставит палец сначала на подушечку, а потом на лист бумаги. Но дядя Эйнар, как ни странно, так и не попался в ловушку. «Опытный, шельма!»фыркнул Калле.
Придется, видно, усыпить его хлороформом и добыть отпечаток, пока он будет лежать без сознания…
— Ты тут валяешься, лодырь несчастный, а до начала представления всего пятнадцать минут!
Андерс, свесившись с забора, метал громы и молнии на безмятежно развалившегося Калле. Калле вскочил. Нелегко быть сразу и сыщиком и цирковым артистом. Он пролез через щель в заборе и понесся рядом с Андерсом.
— Кто-нибудь пришел? — спросил он, переводя дыхание.
— Спрашиваешь! Все сидячие места заняты.
— Так мы теперь почти что богачи?
— Восемь пятьдесят, — сказал Андерс. — Ты вон разлегся, как турецкий паша, а тебе бы надо Еву-Лотту сменить в кассе.
Они взлетели по лестнице на чердак. Там стояла Ева-Лотта и глядела в щелку между ставнями.
— Битком, — сообщила она.
Калле подошел и тоже посмотрел. Собрались все ребята из их квартала и еще целая кучка «чужеземцев». На первой скамейке восседал дядя Эйнар. Рядом с ним сидели булочник и его жена, а сзади них Калле разглядел своих собственных родителей.