– Спасибо, Уильям.
– И не забудь узнать, нет ли у нее сестренки.
Я не хочу сказать, что именно Сесиль – виновница тех кошмарных событий, которые потянулись за этим, во всех отношениях зловещим празднованием моего двадцатидевятилетия. Но поскольку с нее и начались все дальнейшие несчастья, ей-то придется нести за них полную ответственность: «J'accuse Cécile, la fille française [3]».
Если бы Сесиль мне не подмигнула, вероятно, я бы не стал рисковать. Но какая еще может быть цель у такого манящего средиземноморского взгляда, кроме желания заманить мужчину в свои сети?
В любом случае пожарная тревога сделала свое дело.
За ней последовал хаос, прокатившийся через «Действие обнаженного тела», словно посланник с передней линии фронта, который несет новости о приближении вражеской армии. Десятки облаченных в оранжевую униформу служащих хлынули в залы из маленьких комнат, спрятанных за дверями с табличками «Служебное помещение». Они немедленно приступили к эвакуации посетителей. Лифты остановились. На стенах, в самых неожиданных местах, где-то под самым потолком, загорелись синие огоньки. И, словно всего этого было недостаточно, омерзительно размеренный женский голос на самых разнообразных языках с интервалом ровно в тридцать секунд произносил одну и ту же фразу: «Это сигнал тревоги. Пожалуйста, покиньте здание через ближайший аварийный выход и следуйте указаниям служащих галереи. Спасибо».
Я как раз успел дойти до шестого этажа и сделал не более трех шагов по залу. Когда началась тревога, я остановился возле широких дверей аварийного выхода на верхней ступеньке эскалатора и стал ждать Сесиль. Она должна была покинуть галерею вместе с остальными именно этим путем. Мне даже не пришлось искать ее. Общая паника меня забавляла.
Родители напряженными, звенящими голосами давали указания своим чадам. Группа скандинавов медленно шествовала к запасной лестнице. Итальянцы обнимали итальянок. Компания студентов художественного колледжа с неохотой оторвалась от своих складных стульчиков и планшетов с неоконченными копиями. Пара детишек стремительно пронеслась мимо «Сценического несогласия», висевшего напротив. А какая-то американка начала верещать: «Мой Бог, мой Бог!»
Поскольку Ирония и Пустота, очевидно, заменили в этом храме искусства Бога и Красоту, мне пришла в голову неожиданная мысль: если снять все это на камеру, наверное, можно было бы представить сцену паники в качестве очередного арт-проекта и показать его в «Обществе исторической памяти». Можно его озаглавить, скажем, так: «Люди со всего света, отбывающие в состоянии неопределенности» (Джаспер Джексон, каллиграф и видеохудожник). Конечно, я не знал, что Сесиль зовут именно Сесиль, когда оказался позади нее. Между нами было три или четыре человека. (Обгон, поклон, пардон, опять обгон – и так все шесть пролетов вниз по непростительно функциональной пожарной лестнице.) Я вообще ничего про нее не знал, за исключением того, что она невысокая, порывистая, черноволосая, немного похожая на мальчишку, одета в обтягивающую юбку из грубого холста длиной чуть выше колен, что у нее загорелые ноги и неподходящие к сезону шлепанцы, издававшие громкий хлопок при каждом шаге. А еще знал, что она совершенно определенно мне подмигнула, когда мы обходили вокруг роденовского «Поцелуя».
Снаружи, благополучно миновав плиты мостовой южного берега, я торопливо огляделся. Начинало смеркаться. За Темзой виднелся собор Святого Павла – тучный епископ и плоскодонка, севшая на мель у него за спиной. Две жирные чайки тяжело взмахивали крыльями, борясь со штормом. Толпа, выходившая из галереи, образовывала небольшие водовороты, но ни Уильям, ни Натали не появлялись, не мелькал в толпе и русый пучок прекрасных волос Люси.
Сесиль стояла спиной ко мне, облокотившись на парапет, и смотрела на противоположный берег.
– Привет, – сказал я.
Она обернулась и улыбнулась мне:
– О, привет.
– Это было довольно забавно, – я ответил ей широкой улыбкой.
– Думаешь, там и вправду пожар?
Я изобразил сомнение:
– Может, террористы или противники современного искусства. Или какие-нибудь радикальные вегетарианцы.
– Интересно, что бы они стали спасать из огня? – Она лениво согнула ногу, дерзко выставив в мою сторону обнаженное колено и покачивая ступней, на которой свободно болтался шлепанец. – Картины или объекты!
– Хороший вопрос.
– Может быть, у них есть заранее разработанный порядок действий на случай чрезвычайной ситуации – и они начинают сверху, постепенно спускаясь вниз, пока огонь не разгорится слишком сильно.
– А может быть, – отозвался я, – они дают шанс огню делать свое дело и ждут, пока все не сгорит дотла, а потом на расчищенном участке открывают новую галерею: «Современная постпожарная экспозиция. Новый тип искусства».
– Наверное, этого и хотят те самые противники – новый тип искусства. – Она просто рождена для флирта.
Я посмотрел ей прямо в глаза и сделал следующий шаг:
– Они очень быстро эвакуируют людей.
– Да, но многие еще продолжают выходить, – она кивнула в сторону галереи. – Мне нравится, что при чрезвычайных обстоятельствах все начинают друг с другом разговаривать. Как будто из-за катастрофы все мы станем друзьями и будем вечно счастливы вместе. – Она несколько секунд смотрела мимо меня, потом добавила: – Как ты думаешь, они нас потом пустят назад?
– Не уверен. Но я собирался в восемь пойти в ресторан, так что в любом случае не могу ждать долго. Проверка может занять несколько часов. – Я сделал паузу. – Мне нужно найти друзей и убедиться, что с ними все в порядке.
– Мне тоже. Я их сегодня уже один раз потеряла – когда мы ходили на «Лондонский глаз». [4]
– Ты надолго приехала в Лондон?
– Я здесь живу. – Она чуть заметно нахмурилась, обидевшись так, как будто ее недооценили.
Я прикинулся смущенным.
Она немного смягчилась:
– Я здесь преподаю.
– Французский?
– Да, – снова недовольная гримаска, прикрытая улыбкой.
– У тебя есть электронный адрес?
– Да.
– Если я тебе напишу, ты мне ответишь?
– Может быть. Это зависит от того, что ты напишешь.
Я нашел Уильяма сидящим на скамейке вместе с голубем цвета нефтяной пленки и парнем, который до тревоги продавал «Биг иссью» возле главного входа.
– Джаспер, это Райан, Райан, это Джаспер. А для этого малютки мы имя пока не придумали, – он указал на голубя, сосредоточенно клевавшего обертку от шоколада.
– Где Люси? – спросил я, поздоровавшись с Райаном.
– Они с Натали пытаются вызволить сумку. Тебе удалось встретить кого-нибудь симпатичного, – Уильям преувеличенно подмигнул, – в туалете?
– Да, спасибо.
Теперь он решил сымитировать американский акцент:
– Надеюсь, ты был вежлив с ним.
Райан фыркнул и поднялся со скамейки.
– До четверга, дружище Уилл. Увидимся, – бросил он. – Будем надеяться, этот новый парень знает, как обращаться с этими долбаными тамбуринами.
– До скорого, – Уильям протянул Райану руку на прощание.
Я сел и хотел заговорить, но Уильям жестом призвал меня к молчанию.
– Они идут, – пояснил он. – Они нас уже видят. Люси и Натали прокладывали дорогу к нашей скамейке. Уильям обратился к невозмутимому голубю:
– Теперь можешь смыться, старик, но мы вернемся, и довольно скоро, во всяком случае, я на это надеюсь. Дай знать, подошла ли тебе диета.
Прежде чем мы пойдем дальше, я должен сказать, что Уильям – один из моих самых надежных друзей со времен леденящих дней получения высшего образования в Фенланде. [5](Боюсь, философия – самая отвратительное порождение человеческой глупости.) Я хорошо помню бесцветный день примерно через неделю после нашего прибытия на первый курс. Мы возвращались вместе из букмекерской конторы, и он заговорил со мной. Он признался, что жизненные перспективы кажутся ему весьма унылыми, и он почти полностью разочарован в жизни, потому что – за исключением его сестры, которая не идет в расчет, – он до сих пор не встречался ни с одной женщиной. И он весьма обеспокоен тем, что может неоказаться гомосексуалистом (именно так он и сказал), а поскольку я выгляжу более или менее осведомленным по этой части, может, я подскажу ему, как переходить на следующую ступень общения с дамами при встречах vis-а-vis [6]?