К несчастью, несколько столетий, в течение которых мужчины в его семье занимали высшие посты в правительстве, церкви и армии, сделали их совершенно неспособными понять женщину, не говоря уж о том, чтобы вступить с ней в беседу? В глубине души Уильям подозревал, что он первый отпрыск мужского пола на протяжении шестнадцати поколений, который не стал голубым. Я полагаю, это было жестоким ударом и для него, и для всего рода, но он честно пытался исправить упущение с некоторыми мальчиками в школе, используя каждый удобный случай, и ничего путного из этого не вышло. Истина заключалась в том, что ему нравились девочки; и с этим было ничего не поделать. А поскольку теперь Уилл подошел к двадцати годам, он чувствовал, что придется смириться с неизбежностью. Я достаточно ясно все растолковал?
Естественно, с тех пор как мы впервые встретились, дела пошли намного лучше, и в различных нудных газетах регулярно сообщалось, что Уильям является одним из самых завидных женихов Лондона. Он был бесценным гидом по увеселительным заведениям, его видели буквально везде: на ранних и поздних вечеринках, частных и эксклюзивных, а также дешевых и общедоступных. Однако я с сожалением вынужден признать, что его подход к вопросам личной жизни оставался странным и безнадежно хаотичным. Хотя многие женщины находят его привлекательным, в настоящее время его методы соблазнения не всегда действуют успешно. Казалось, скрытая гомосексуальность бродила где-то в его генах, словно чересчур услужливый официант на деловом обеде.
Помимо всего прочего, Уильям – самый очаровательный человек, которого только можно встретить на свете. А еще он необычайно добр. И хотя он изо всех сил делает вид, что его чудовищно угнетает поразительная банальность современной жизни, это лишь интеллектуальная игра, своего рода маска, за которой он скрывает редчайший образчик идеализма. Он не верит в Бога или человечество, но посещает церковь каждый раз, когда бывает за границей, и проявляет милосердие к нищим и бродягам.
Что касается отношений Уильяма с Натали… В прошлом марте он заявил, что у них сугубо платоническая связь, и, надо сказать, это было похоже на правду. После серии ненавязчивых вопросов он объяснил, что для него это единственный способ сохранять особую интимность. По его словам, с Натали, в отличие от немногих женщин, время от времени деливших с ним постель, он сексом не занимался. Следовательно, их объединяла стойкая привязанность и отсутствие необходимости обманывать друг друга. Она тоже, насколько я понял, была совершенно свободна. Такой подход, признался Уильям, был остроумным вариантом соглашения, существовавшего между его предками и их разнообразными женами, с тех пор как первый из них достиг высокого положения (при Эдуарде II); за исключением необходимого обеспечения династической преемственности, они поддерживали сексуальные контакты исключительно вне брака, избегая таким образом многочисленных бедствий, угроз и оскорблений в своей частной жизни.
Незадолго до полуночи, когда долгое празднование моего дня рождения завершилось, мы с Люси наконец остались наедине, уютно устроившись в углу огромного стола в моем любимом французском ресторане «Ля белль эпок». Мы лениво и без особого интереса взирали на остатки десерта, чувствуя себя такими счастливыми, какими могут быть молодые влюбленные в обстановке обремененного средневековыми правилами и условностями Лондона. Вероятно, мы слегка опьянели, потому что безрассудно целовались прямо за столом, позволив себе погрузиться в эдакое состояние laissez-faire [7];но, несомненно, нам было очень хорошо друг с другом и мы, как говорится, приятно проводили время.Счет был оплачен, и все мои друзья уже ушли. Последними нас покинули Уильям и Натали. С ними удалились Дон, еще один университетский приятель, приехавший из Нью-Йорка с женой Кэл, и его брат Пит, фотограф, делающий снимки для модных журналов, который явился на вечеринку с сенегальской девицей по имени Энджел.
Посторонний наблюдатель мог бы вам сообщить, что видел в ресторане парочку, которая непрерывно ласкалась в ожидании последней пары чашек кофе-эспрессо. Если бы этот наблюдатель обладал даром рассказчика, он мог бы поведать вам, что женщине было около 28 лет, она была ростом пять футов и шесть-семь дюймов, стройная, с прямыми жесткими русыми волосами, собранными в пучок, и выбивающимися из прически прядями, которые, как он мог заметить, она постоянно заправляла за уши. Если бы он осмелился подойти поближе и украсть мой стул, пока я ходил в мужскую комнату, он смог бы сообщить вам, что на лице у нее было немного веснушек, в основном на носу, губы – тонкие (но улыбка очень милая), а глаза отливали томной зеленью. А еще он смог бы сказать, что она сидела на стуле прямо, скрестив ноги, покачивая правой ступней, и слегка опиралась на пальцы, чтобы сохранить равновесие. Он мог бы закончить свое повествование несколькими короткими фразами о том, что Англия – даже в наше время – способна выращивать подобные розы не часто, ох, как не часто. Но на этом месте нам пришлось бы обратить внимание на его навязчивое любопытство и попросить его пойти к черту.
Наш роман с Люси длился около года. Не знаю почему, но так получилось…
Нет, на самом деле я отличнознаю почему: мне очень нравилась Люси. То есть мне и сейчас очень нравится Люси. Это означает, что мне всегдабудет нравиться Люси. Она из тех женщин, которые делают человечество заслуживающим право на существование. Она не глупа и не жеманна, она смеется лишь в том случае, если происходит что-то забавное. Она умна и знает себе цену. Да, она может быть предусмотрительной, но при этом еще и сообразительной (Люси – адвокат), и она всегда улыбается, когда одерживает верх в споре. Но, одержав победу, она обязательно уступает, потому что разумна и не хочет унижать других. Она реагирует на изменение настроения в компании, как ртуть в термометре на колебание температуры. Она планирует свое расписание на день. Она помнит, что люди говорили раньше, но не использует это против них. Она редко рассказывает о своей семье. И у нее нет времени на журналы и гороскопы. Если бы вы оказались рядом с нами в одной из недавно открытых лондонских забегаловок, втайне мечтая о пепельнице, которой вечно нет под рукой, вы могли бы вдруг обнаружить, что Люси незаметно пододвинула вам ее прямо к локтю. Собственно, так мы и встретились.
И все же, с глубоким прискорбием, я вынужден добавить, что Люси – психопатка. Впрочем, тогда еще я этого не знал. Это выяснилось позже.
– Закрой глаза, – сказала она и на всякий случай приложила палец к моим губам.
Я послушно сделал то, о чем она просила, и произнес совсем тихо:
– Неужели ты организовала…
– Слишком поздно. Это было очень трудно. Я заказала для тебя большой торт со свечами, и все официанты должны выстроиться в ряд и кричать: «С днем рождения!», а ты должен сидеть спокойно и испытывать благодарность.
Я услышал звук молнии ее сумочки, звяканье чашечек кофе.
– Хорошо, теперь открывай глаза.
Молодой официант с салфеткой через плечо склонился к нам, на лице его было написано явное любопытство. Красиво запакованный и перевязанный ленточкой подарок лежал передо мной на столе.
– Что это?
Люси обаятельно улыбнулась:
– Угадай!
Я подался вперед и поцеловал ее.
– Ну, давай!
– Серьги?
– Еще чего!
– Золотой медальон с портретом принцессы Дианы?
– Да ну тебя… ладно, открывай.
Я снял аккуратную упаковку, открыл бархатную коробочку, оказавшуюся внутри свертка: мужские часы на кожаном ремешке, три стрелки, римские цифры. Я осторожно вынул их из футляра и положил на ладонь.