— Ну и что с того? — недоумевала Роза. — Тебе-то какая разница?
— Мне?! Да как же? Я ведь…э-э-э…
— Не надо, не говори. Я поняла по твоему виду: ты потерял голову.
— Еще не потерял! — возразил было Франческо.
— Но всё к тому клонится. Здравомыслие, друг мой, это такая тонкая вещь, которая нет-нет да и просочится между пальцев, если ее не беречь. А Веку, будь она хоть сама Антонелла Муларони[5], не заслуживает твоих жертв.
— Да ладно, не преувеличивай! Я всего-навсего откажусь от своей любимой ветчины, куриных ножек, паштета, мясных рулетиков,… пельменей… О-ох! — он чуть не прослезился. — Как тяжко-то!
Роза скрестила на груди руки и торжествующе откинулась на спинку стула.
— Хлебнешь ты еще с ней лиха, — авторитетно заявила она.
Франческо гордо выпрямился.
— Как бы ни так! К твоему сведению, у жителей Родоса любители рыбы были в почете, не в пример охотникам до мясных блюд, коих без зазрения совести именовали обжорами.
— Прибегаешь к утешительным страницам истории? В добрый час! — съехидничала Соле. — Посмотрим, сколько дней ты продержишься на рыбе.
Франческо показал ей язык.
Спустя сутки он выглядел так, словно объелся кислых яблок, что, конечно же, не укрылось от всеведущей Мирей. Новость, облетевшая общежитие на хвосте сороки-Розы, потрясла и возмутила ее.
— Предатель! — бросила она Росси в лицо, когда тот заявился в гостиную четвертого апартамента. — Ты исключаешься из нашего союза.
— Но ведь союз уже и так трещит по швам, — вмешалась демократичная Джейн. — Кианг мы выгнали, на Джулию ты злишься. Не удивлюсь, коль скоро ты одна в апартаменте нашем воцаришься…
— Отставить пререкания! — вскипела Мирей. — А даже если воцарюсь, чем плохо? Установлю строжайшую дисциплину, и будете ходить по струнке!
Не ответив, Джейн с силой захлопнула дверь в свой номер.
Франческо оказался между двух огней и не знал, куда себя деть. С одной стороны — непримиримая Джулия, подхватившая от француженки вирус под названием жестокосердие. С другой — Аннет Веку, гордая и неприступная, как крепость Фенестрелле[6]. Безбелковая диета подорвала его здоровье, и он шатался по коридорам, как подстреленный, рискуя заработать тебе дурную репутацию. На глаза научному руководителю он старался не попадаться, потому как побаивался дополнительной нагрузки на свои и без того хлипкие плечи. Товарищи от него отвернулись, а те немногие, кто составлял ему компанию дождливыми осенними вечерами, отзывались на его иеремиады дружным хохотом, чем повергали его в еще большее уныние. В итоге он задумал сделаться отшельником — его к этому, видите ли, вынуждало тоскливое существование, с которым он вознамерился покончить раз и навсегда, изобразив из себя жертву. В последний (предположительно последний) день своего пребывания в общежитии он тайком пробрался в кухню, где услужливые поварихи загодя приготовляли мясной бульон, выхлебал этого бульона с полкастрюли и был таков. Надо полагать, прежний рацион больше не соблюдался.
Самым примечательным стало то обстоятельство, что безутешный итальянец избрал местом своего отшельничества то же дерево, что и колючая Кианг. Звездочет Донеро понадеялся было, что среди ветвей гигантского вяза эти двое не уживутся, и, наладив подзорную трубу, приготовился насладиться зрелищем скандала. Но здесь он прогадал.
Они мирно поделили утлый домишко, и теперь через дырявую крышу дожди щедро поливали их обоих. Однако, когда Франческо заикнулся о реконструкции их бедного жилища, Кианг внезапно открыла в себе дар убеждения, чем не замедлила воспользоваться. Она убедила нахлебника в нелепости противопоставления себя миру и спровадила его без драк и распрей. В общежитие он вернулся с понурой головой, не представляя, как залатать бреши в отношениях с однокурсниками.
— Если б я строил дом, то сколотил бы его по аналогии с хижиной Робинзона Крузо… — пробурчал Франческо, плюхаясь на диванчик рядом с Розой. К тому времени страсти поулеглись, и только Джулия да Мирей по-прежнему на него дулись.
— Пять дней! Ты отсутствовал целых пять дней! — воскликнула рыжая сплетница. — Такого прецедента еще не бывало. И о каком доме ты говоришь?
— Как, вы разве до сих пор не в курсе перемещений Черной Розы? Она забралась на разлапистый вяз и прекрасно себя чувствует.
— На тот, что в парке?
— Ну, да! Я гостил у нее, и мы даже перекинулись парой словечек. Так что не такая уж она и дикая.
— С ума сойти! — сказала Роза, хватаясь за голову. — Куда загнала ее наша враждебность! Что, если она захворает?
— Здоровье отменное! — парировал Франческо.
— А пища? Откуда она берет пищу?
— Не припоминаю, чтобы мы испытывали недостаток в провианте…
— Но тетради, учебники! Они наверняка отсыреют!
— Как пить дать!
— Сообщу-ка я директору, — вознамерилась было Соле, но тут в гостиной без всякого предупреждения возник Кристиан. У Розы от волнения подкосились ноги, и она рухнула обратно на диван, а Франческо поледенел.
— Ах, вот вы где! Молодой человек, прошу за мной, — тоном, не терпящим возражений, произнес Кимура. Тот кое-как поднялся и, содрогнувшись, засеменил к выходу. Надо было видеть его искаженную физиономию! В осознании своей беззащитности он оглянулся, рассчитывая хотя бы на ободряющий кивок, но Розы уже и след простыл. Она сочла за благо убраться подобру-поздорову.
Те, кто не ходил у Кристиана в учениках, старательно избегали с ним встреч, ибо он вселял в них ужас и какое-то смутное предчувствие скорой гибели. Во всем его безукоризненном облике, в отточенных движениях и кратких высказываниях, попадающих точно в цель, угадывалось влияние некой могущественной, неземной силы, способной свернуть горы и раздробить континенты. Нет, положительно, в Академию брали лишь студентов с богатым воображением и сверхразвитой интуицией!
Франческо отчитали по всем параграфам; его курсовая застоялась, сам он невесть где пропадал, поэтому часть его обязанностей свалилась на Джейн. Бедная, безотказная Джейн! Она не упрекнула «отшельника» ни единым словом, хотя пахала, как настоящая ломовая лошадь, в течение почти целой недели.
— Я у тебя в долгу, — пристыжено пробубнил Франческо, представ перед нею в лаборатории.
— О, да что там! — снисходительно отозвалась англичанка. — Я приобрела ни с чем не сравнимый опыт. В кои-то веки научилась обращаться со спектрофотометром!
Затаившись в слоновой траве, девушка-ночь бормотала на суахили отрывки из молитвы к горе Кения. Белые туристы устроили себе сафари. Они решили поохотиться на нее, словно она была антилопой! Девушка-ночь в облаве — где это видано?!
— Меня выручат мораны, они уже наверняка пересекли реку, — думала она, даже не подозревая, что европейцев на нее натравил именно воин-охотник. Но разве мог ее преданный друг, ее Бапото, стать вдруг Иудой? Она не допускала даже мысли об этом. Нет, Бапото не продал бы ее за палку, извергающую огнонь…
За панданусами, на западе, медленно катилось кровавое солнце. Белые люди с ружьями наперевес раздвигали высокую, трехметровую траву, продвигаясь наугад.
Девушка-ночь стиснула зубы: сейчас! Она вырвалась из зарослей и со спринтерской скоростью помчалась к реке, крича, что есть мочи:
— Ila mimi, Kenya! Pepo mbaya kutoka nchi yao![7]
Кто-то выстрелил, и в тот же миг она почувствовала острую боль в плече. Второй выстрел повалил ее навзничь — оказалось, другие охотники сидели в засаде на противоположном берегу. Ее не собирались убивать, хотели лишь позабавиться. Позабавиться и пленить. Не так давно красавица Зери, самая миловидная из племени масаев, подверглась той же участи. В тот день, у колодца, девушка-ночь обнаружила ее сережку.
6
Крупнейшая крепость Европы, строившаяся с 1728 по 1850 годы на итало-французской границе, в Альпах