Актеон не вылезал из своего кабинета уже трое суток кряду. Он был прикован к креслу, точно к инвалидной коляске, и чувствовал себя соответственно. Обязанности по переговорам с клиентами и поставщиками были всецело возложены на плечи его служащих, а сам он разрабатывал проекты по вкладыванию средств, опасаясь, как бы его накопления не пропали втуне.
«Кризис, — говаривал он часто. — А когда кризис, надо попотеть».
Люси позволяла себе читать Актеону нотации, называя его офисным пьяницей, а его пристрастие к сверхурочной работе сравнивала с наркотической зависимостью.
— Вся жизнь ваша, — говорила она, — пролетит мимо, а вы этого даже не заметите. Поймите, не в бумажках счастье!
Тот отмахивался, отшучивался и просил не мешать, будучи уверен, что без знания финансовой статистики и экономики успеха в этой жизни не достичь. А что ж такое счастье, как не успех?
В общем, Актеон погрязал в отчетах и таблицах, когда на пороге его кабинета возник секретарь:
— Кириэ Спиру, разрешите доложить! К вам четверо. Первый назвался Кристианом Кимура. Велите пропустить?
— Кимура?! — переспросил тот, роясь в памяти. Минуту он оставался неподвижен, а рука с авторучкой так и зависла в воздухе. С проверкой документов можно и повременить, когда к тебе из-за границы нагрянул старый друг.
— Пропусти, конечно! — очнулся Спиру. — Сколько, ты говоришь, с ним человек?
— Еще трое.
— Так передай поскорее горничным, чтоб организовали для гостей лучшие покои и накрыли стол в каминной зале. На шестерых!! И куда подевалась Люси? Когда она нужна, ее вечно где-то носит!
Люси, между тем, скакала верхом впереди кавалькады мужчин и женщин, объезжавших своих лошадей, и, несмотря на хмурое небо, была весела и беззаботна. Поравнявшись с виллой шефа, она шутя отдала приятелям честь и спешилась. Кристиану надолго запомнился тогдашний ее образ: кожаные лаковые сапоги, серые бриджи, приталенный редингот, шлем с выбивающимися из-под него светлыми волосами, ясная улыбка, жемчужные зубы…
— Я ждала тебя! О, как я тебя ждала! — воскликнула Люси, бросившись ему на шею.
— Я тоже рад тебя видеть! — сдержанно улыбнулся Кристиан. — Как ты изменилась с тех пор! Ты никогда не писала, что увлекаешься верховой ездой.
— А ты? На кого ты стал похож? Весь в черном, словно каждый день похороны. И где былой задор в глазах, а, монах-иезуит? Признаться, я удивлена. Неужели у вас в Академии такие строгие порядки?
— Нет, совсем нет. Просто людям свойственно меняться. Но давай не будем об этом. Если Актеон меня не забыл, то, полагаю, в доме сейчас жуткий переполох.
— Могу поручиться, ему теперь не до офисной рутины, — подмигнула Люси. — Ты, мой дорогой, настоящее спасение для нас обоих. Последний раз я была в отпуску… дай-ка подумать… в позапрошлом году. Да-да! С тех пор как начался кризис (пропади он пропадом!), мне никак не удается взять перерыв. Даже в выходные работаем! А по четвергам, — понизила она голос, — я выезжаю на остров.
В это время парадная дверь отворилась, и слуга жестом пригласил всех в дом. В процессе диалога Франческо стоял, словно его загипнотизировали, и слушал с отвисшей челюстью. Пришлось Джулии его толкнуть, чтобы он соблаговолил пройти. Сама она и виду не подала, что сконфужена. А сконфужена она была чрезвычайно и в высшей степени заинтригована. Кто эта женщина? Какое отношение имеет она к синьору Кимура и, главное, не кроется ли за этими дружескими приветствиями куда более сильное чувство?
«О, разумеется, мне глубоко безразлично, что они значат друг для друга, но всё же, — думала Джулия, — не стоит пренебрегать тем фактом, что знакомы они очень и очень давно».
Их проводили в притененную гостиную с бежевыми гардинами на окнах, алебастровыми подсвечниками над камином и отцветшей в углу фуксией. Джейн всё не могла налюбоваться на лепнину вокруг люстры, а Франческо подсел поближе к камину, который в зимне-осенний период топился непрестанно, и принялся греть руки, время от времени поглядывая на гобелены, коими здесь были увешаны все стены. Люси убежала переодеваться.
— Добро пожаловать! Будьте как дома! — прогрохотал Актеон у Кристиана над ухом, и тому безотчетно захотелось встать на боевую изготовку.
— Дружище, ты ли это?! — изумился Кимура. — Сколько воды утекло с тех пор, как мы катались на твоей яхте!
— И без спросу угоняли крайслер моего отца!
— Где он теперь?
— Отец? На пенсии, в Афинах. Снимает с мачехой пентхаус и потихоньку тратит состоянье. Ну, а как ты? Открыл какой-нибудь бизнес? Или подался в науку?
— Я репетитор, — соврал Кристиан. — Даю частные уроки, плюс ставка в био-медицинском институте.
Актеон сдвинул брови к переносице.
— Неприбыльное это дельце. Лучше бери пример с меня. Все умные люди рано или поздно становятся предпринимателями. Азам я тебя обучу без проблем. И главное — бесплатно! Ну, что скажешь?
— Обязательно подумаю над твоим предложением, — примирительно отозвался Кимура. — Вот честное слово.
— Узнаю этот тон, — с недоверием ухмыльнулся грек, и Джулия увидела, как дернулась черная щетка его усов. — Точно так же мальчишкой ты отказывал мне, когда я зазывал тебя в ночные клубы… Ах, что-то лакеи медлят. Им давно пора сервировать стол, — Он нетерпеливо потопал ногой по паркету. — Да, отчего ж ты не представишь мне своих спутников?!
— С удовольствием представил бы, но они не знают греческого.
— Не беда! Объяснюсь с ними на английском, — сказал Спиру, уткнув руки в бока и выпятив грудь.
При разговоре с Актеоном Джейн Грин не знала, куда себя деть, и держалась, как на допросе во вражеском стане. Она боялась сболтнуть что-нибудь такое, что пошатнет «легенду» Кристиана о ставке в генуэзском институте, и путалась в элементарных вещах.
Зато Франческо Росси за словом в карман не лез, отвечал пространно и мог сам кого хочешь запутать. Вдобавок, он не преминул поинтересоваться у грека качеством местного питания, ценами на товары и рождественскими традициями, чем привел его в совершеннейший восторг.
— Ну, этот далеко пойдет, — довольно потирал руки Спиру. — Хозяйственный парень.
С Джулией Венто всё обстояло гораздо сложнее. От волнения она спотыкалась чуть ли ни на каждом слове, ее английский хромал на обе ноги, и Актеону стоило немалых усилий добиться от нее вразумительного рассказа. С горем пополам выяснили, какую она заканчивала школу; а когда приступили к ее научным предпочтениям, подоспели горячие блюда. Спустилась к трапезе Люси, надевшая по торжественному случаю самое дорогое свое платье, расточавшее запах не менее дорогих духов, на которые у Франческо внезапно началась аллергия.
— Апчхи! — разражался он. — А-апчхи!
Люси, меж тем, мило беседовала с Кристианом, а Актеон слушал краем уха да не забывал жевать.
— Надо обязательно познакомить тебя с нашей кошкой, — говорила она. — У нее уморительные повадки!
— Апчхи! — чихал Франческо, и Люси, не переставая кокетничать, мимоходом отмечала, что это доброе предзнаменование, после чего принималась описывать Кристиану какую-нибудь потешную историю из своей жизни. Тот стал уже опасаться, как бы у него не разболелась голова.
— Да угомонишься ты когда-нибудь, трещотка?! — благодушно громыхал Спиру, сидевший напротив. — Понимаю, соскучилась, но ведь беспрестанными разговорами гостя и в гроб свести можно!
Люси, однако, не придавала его возгласам никакого значения, и продолжала распространяться на несущественные темы, даже когда внесли напитки. Свой бокал она опорожнила не глядя, тогда как стакан Актеона пребывал под ее пристальным вниманием. Одновременно она умудрялась вполголоса делиться с Кристианом своими соображениями по поводу повышения налоговой ставки.
— Как?! Вы любите молоко?! — изумился Франческо, едва Спиру притронулся к напитку.
— Ну, а что тут такого, парень? Что особенного в молоке?
— Просто… Просто, я думал, — замялся Росси, — что греки отдают предпочтение винам и кофе.
— Э! Так я ведь не стопроцентный грек! — расхохотался Актеон, хлопнув себя по коленям. — Я ведь наполовину русский! А у русских в жилах молоко и мед, — пошутив так, он прильнул к краешку стакана.