– Да, да, да! А еще они умеют так красиво писать прозу как поэзию. Вот, та книга, которую я нашел, как будто специально для вас, агае Хосров.
– Что же это за книга, которую какой-то русский написал про Иран.
– Это «Смерть Вазир Мухтара», про русского посла Грибоедова и о том, как его убили в Тегеране. Написал ее писатель Юрий, не могу произнести правильно его фамилию. Старое издание, еще дореволюционное.
Я взял книгу и прочитал фамилию автора, Тынянов. Это мне ничего не говорило. Я пролистал книгу, она была в очень хорошем состоянии. Издана при шахе, в последний год до революции, тиражом до сотни экземпляров. Позже я узнал, что есть и современные издания этой книги в Иране.
– Вы меня уговорили, агае Мошфег. Я возьму эту книгу и даже торговаться не буду. Вы знаете, что я люблю и ни разу не подвели меня. Но, я хочу найти какую-нибудь книгу про любовь. Русский посол в Иране и его смерть – это конечно же интересно, но еще я хочу почитать что-то о любви. Вы меня понимаете, агае Мошфег?
Он подмигнул мне и отошел в подсобную комнату, откуда принес напечатанные на принтере листы, сшитые грубой веревкой. Это была подпольная книга. Я думал это очередная порнография или низкопробная эротика. Но продавец переубедил меня.
– Это роман итальянского поэта Габриэле Де Анунсио или Де Анунзио. – Агае Мошфег не мог правильно произносить иностранные имена. – Этот поэт был настоящий авантюрист! Занимался политикой, поэзией, воевал, был летчиком и всегда был в окружении красивых женщин. Но, одно у него не отнять, он умел как никто описывать любовь и красоту. Почитайте, агае Хосров. Книга, как вы понимаете не продается, а сдается в аренду. Она в единственном экземпляре.
– Что же это за роман?
– «Наслаждение». Про одного молодого итальянского аристократа, который любил двух женщин.
– Хорошо. Вы меня заинтриговали. – Улыбнулся я. – Я возьму и верну на следующей неделе.
Но, ни книги, ни каллиграфия не помогали избавиться от мыслей о жене Мирзы Бахтияра. Глазами я читал одну и ту же строчку уже несколько раз, но так и не мог сосредоточиться на романе итальянца. Голова была забита даже не мыслями, а образами Ширин. Наконец я отложил итальянский роман и попытался разобраться в своих чувствах. К сожалению для себя, я понял, что влюбился. Я вспомнил все с самого первого дня, как я переступил порог дома Мирзы Бахтияра. Он сам всегда открывал дверь и провожал меня. С его женой я никогда не разговаривал кроме обычных приветствий. Она только заходила в комнату, тихо здоровалась, ставила поднос на стол, быстро, но не торопясь разливала чай в чашки и тихо уходила. Ее всегда сопровождал этот еле уловимый аромат недорогих духов. Даже дома она ходила с покрытой головой и всегда в однотонной одежде. Абсолютно ничем не приметная женщина. Почему именно она?
Только один раз, когда мы разговорились с учителем, он назвал ее возраст и что она из Ардебиля и все. Тогда я даже не обратил на это внимания и забыл на следующий день. Только сейчас я вспомнил, почему он заговорил о ней. Тогда я переписывал стихи Шаха Исмаила Хатаи и речь зашла о кызылбашах, тогда Мирза Бахтияр и рассказал, что его жена как раз из того города, который был главной резиденцией ордена красноголовых.
Мне нравился ее тихий и спокойный голос. Но, больше всего я полюбил ее аромат, который неслышным шепотом пробивался сквозь дешевые иранские духи на основе розовой воды. Имея тонкий нюх, я могу отличить настоящий запах женщины от обертки в виде духов. В тот день, когда она впервые обратилась ко мне по имени и покорила меня своим взглядом я заметил, что, она практически не пользовалась косметикой. В то время как обычные иранские женщины очень любили накладывать толстый слой косметики, так что получалось абсолютно новое лицо. Ее фигуру скрывала обычная одежда, но я знал, что Ширин меньше меня ростом. Я сидел и думал о ней, вспоминая каждую деталь и пытаясь точно создать ее образ в моей голове. На этот раз я решил не пропускать занятие у Мирзы Бахтияра и после работы поехал к нему.
Весь урок прошел скучно. Я нарисовал льва и солнце используя стихи Хатаи. Рисунок получился идеальным. Читать нужно было начиная с морды льва, а в лучах солнца были записаны отдельные бейты его из его произведений. Мирза Бахтияра уже невозможно было удивить моим искусством, и он со скучающим видом смотрел, как я за несколько минут создаю картину из букв и слов.
Вошла Ширин. Как всегда тихо поздоровалась и молча поставила поднос с чаем и вареньем на стол.
– Салам, агае Хосров.
– Салам Ширин ханум.
Впервые я обратился к ней по имени. Обычно я всегда ограничивался словом «салам». Она взглянула на меня, и я чуть дольше чем положено смотрел ей в глаза отложив калам и бумагу. Краешком губы, почти незаметно она улыбнулась. Эта улыбка длилась долю секунды, как еле слышный шорох, как тончайший еле уловимый аромат. Можно было вообще подумать, что не было никакой улыбки. Но, я точно знал, что Ширин улыбнулась именно мне всего один раз за всю мою долгую жизнь. Это была улыбка особого рода, только женщины могут дарить такие улыбки. Она вышла так же тихо, как и вошла.