Я пришел сюда не за покупками и не для обычной прогулки. У меня было срочное и очень важное дело, которое я должен был довести до конца. Но, я как мог старался оттянуть его. Я прогулялся по всему базару, делая вид, что интересуюсь разными товарами. Я два раза прошел мимо той самой безымянной лавки письменных принадлежностей, которая и была моей целью. Дверь была закрыта, но я знал, что продавец внутри. Из лавки вышел с покупками молодой человек, лицо которого показалось мне знакомым и пошел дальше по галереям базара.
Я медленно открыл дверь и вошел. Продавец сидел на табуретке рядом с прилавком с тетрадями и книгами и читал газету «Фаджр Азербайджан».
– Салам алейкум, агае Чешмесорх! – Широко улыбаясь поздоровался шайтан. – Как давно мы с вами не виделись! Все так же занимаетесь каллиграфией?
– Салам алейкум. Да, все так же занимаюсь каллиграфией, искусством почерка.
– Вы знаете, агае Хосров, я никак не могу понять. Каково это, веками пытаться достичь, того, чего невозможно достичь? Каково это, стремится к тому, что противно твоей природе? Ведь можно было просто жить дальше, как и все мы, существа низшего порядка. Не надо было столько трудиться, портить глаза, ломать себе руки, отказывать себе в тысяче удовольствий. У вас даже пальцы искривились от того, что вы не выпускаете калам целыми днями. Про красные от слез и воспаления глаза я вообще молчу. Вас еще не выгнали с работы? Я боюсь, что вы ее просто прогуливаете дома сидя за листом бумаги.
– Можете за меня не переживать. Меня никто с работы не выгонял и суставы у меня не болят. Даже мои воспаленные красные глаза не устают от занятий наукой почерка. Кстати, я до сих пор не знаю вашего имени. Как вас зовут?
– Мое имя вам ничего не даст. У меня нет имени. Каждый называет как хочет.
Впервые я увидел на его довольном круглом лице легкую тень грусти, даже обиды на весь мир, который так и не узнает его имени. Но, мгновение спустя он снова широко улыбался и опять это был тот самый наглый и назойливый шайтан. У него была какая-то неуловимая грация в движениях. Он был высокий и крупный, ему явно было тесно в этой маленькой лавке, но при этом он не был неуклюжим. Ни разу он не опрокинул ни одного предмета, не уронил даже маленькую монетку и перемещался в такой тесноте легко и грациозно. Казалось, своими огромными ручищами он мог легко раздавить чье-нибудь горло. Я все время удивлялся тому, как этот грузный, толстый шайтан легко и непринужденно держит в руке калам, точно отсчитывает тонкие листы бумаги ни разу не послюнявив пальцы и держит в руках такие маленькие и хрупкие вещицы, которыми полна его лавка.
Я молчал и просто смотрел на него, словно любуясь его движениями.
– Вы что-то хотели купить, агае Хосров?
– Да. Мне нужны новые каламы. Прочные. Тебризские. И все остальное. Все принадлежности. – Я говорил медленно, отрывисто, словно отвечая не ему, а своим мыслям.
– Вы очень удачно зашли. Буквально вчера мне привезли новые каламы и пеналы. Это не из Тебриза, а из пригорода, из Хосровшаха. Там, если ехать по шоссе, после того как проедите отделение дорожной полиции живет один мастер. Он молодой, но как мне рассказывали, делает прекрасные каламы и пеналы из дерева. Я заказал у него пробную партию. Если клиентам понравятся его каламы, то заключу с ним договор. Посмотрите, какие они хорошие и посмотрите на пеналы. Это ручная работа! Этот мастер делает тонкую работу. Видите, какой сложный и четкий орнамент на пенале?
– Да. Очень тонкая работа. Я возьму только каламы и новый точильный камень для ножа. Кстати, дайте еще нож.
Шайтан сложил все покупки, завернул их, я уже все оплатил и стоял молча, держа в руках новые, прочные, острозаточенные каламы. Два калама. Один в правой руке, другой в левой. Он пристально посмотрел на меня, снова улыбнулся своей лисьей улыбкой на все лицо и спросил. А ведь мог и промолчать.
– А как же ваша любовь?
Я знал, что он попытается задеть меня, знал, что он будет бить по самому больному месту. От злости, от ненависти, от невозможности сделать что-то серьезное, ему оставались только слова. Только словами он мог уколоть меня.
– Я же знаю, агае Хосров, я читаю в вашем сердце. Любовь к образу, созданному нашим воображением сильнее любви к настоящему человеку. Вы все еще верите, что можете идти против своей природы? Что можете порвать с адом, с сонмом джиннов и шайтанов? Неужели, вы настолько глупы, агае Хосров с красными глазами, что всерьез думаете, что благодаря умению красиво писать, вы станете лучше, станете наконец человеком? Вы всерьез думаете, что перестанете быть существом низшего порядка?