– Вас это не касается. Моя наука почерка дает мне право выбора.
– Нет! Маленький, лысый собачий сын! Нет и еще раз нет! – Его лицо исказилось от злобы. На подбородок даже капнула слюна. Он не кричал, он говорил громким шепотом. Этот шепот был страшнее самого громкого крика. – Меня это касается! У тебя нет и никогда не было выбора! И у тебя не будет! Ты НИКОГДА не станешь лучше! Все что тебе наплел этот смазливый дурак Амузегар, все ложь! Невозможно идти против предначертанного! У тебя всегда были две левые руки и ни одной правой. Долго сдерживался? Признавайся же. Научился писать и ничего не украл? А книги? А моя тетрадь? Я же знаю, лысый дурачок, что ты как пес пускал слюни на жену своего учителя, на эту сучку Ширин. Ты ведь читал в том учебнике, ты сам его написал, что этот старый осел не трахает ее! Он не может! Ха-ха-ха-ха! Мог бы украсть ее у него! Хотя зачем? Ты ведь такой же осел, как и Мирза Бахтияр. Ты бы тоже не стал ее трахать, только бы рисовал на ней свои буквы и картинки. Вот на что вы все способны. Ты не стал хаттатом, и вор из тебя никудышный. Не можешь даже залезть между ног у той, кто сама течет от желания. Уж, лучше я сам пристроюсь к ней.
Последнюю фразу он сказа не шепотом, но тихо. И смеясь смотрел мне в глаза. В моих руках были два острых калама. Всего доля секунды и оба калама оказались воткнуты в его глаза. В правый и в левый. Он не издал ни звука. Я тоже все делал молча, настолько сильно сжав челюсти, что у меня заскрипели зубы. Шайтан широко открыл рот, как будто готовясь кричать, но молча сел на пол и повалился на спину. Я боялся, что он забрызгает меня кровью, но моя одежда и руки были чисты. Кровь аккуратными струйками текла у него из глаз как чернила из опрокинутой чернильницы. Каламы были воткнуты глубоко, я знал, что задел мозг. Прошло всего несколько секунд и огромный как бык, тяжелый шайтан валялся мертвым на полу своей лавки.
Не теряя ни секунды, я запер дверь изнутри. Схватил тушь, калам с прилавка и присел рядом с ним на колени. Я расстегнул его черную рубашку, оголил его грудь и живот. У шайтана было удивительно мягкое, гладкое на ощупь тело без волос, как будто пустое внутри и бледная, точнее белая как лист бумаги кожа. Я обмакнул калам в чернила и написал на его круглом животе всего одну фразу. Потом я бесшумно встал, не привлекая к себе внимания вышел из лавки и ушел.
На его животе я написал фразу «Тамам Шод» – что значит, «С ним покончено».
Эпилог
Из официального сообщения Тебризского управления Сил правопорядка Исламской Республики Иран, ** числа месяца Хордад 1388 года.
В помещении магазина письменных принадлежностей на Тебризском базаре был найден труп мужчины. Предварительное следствие установило, что по показаниям свидетелей, убитый являлся владельцем и одновременно продавцом данной лавки. Однако, несмотря, на то, что убитый являлся довольно известным человеком среди торговцев и покупателей рынка, никто так и не смог с точностью назвать его имени. Никаких документов при нем не оказалось и свидетели, знавшие убитого, не могут вспомнить ни его имени, ни каких-либо других данных о нем. В канцелярии и бухгалтерии базара, так же не были найдены документы и даже контракт на аренду помещения.
Владелец лавки был убит двумя каламами, воткнутыми ему в глаза. На трупе, убийца написал фразу «тамам шод». Силы правопорядка допросили десятки свидетелей и изучили видео с камер наружного наблюдения. Все посетители лавки за день убийства были найдены и допрошены, кроме одного. Силы правопорядка ищут пожилого, лысого мужчину, роста ниже среднего. Из особых примет подозреваемого, красные от воспаления белки глаз. Силы правопорядка Исламской Республики Иран просят обращаться в Тебризское управление Департамента криминальных расследований СПИРИ любого, у кого есть информация о местонахождении подозреваемого.
Муса Амузегар подобрал меня на машине, когда я шел пешком с одним рюкзаком за плечами вдоль шоссе в сторону Урмии, а оттуда я собирался добраться до границы с Турцией. Он снабдил меня документами и перевез через границу. С Востока на Запад. От Солнца к Луне. Если бы не он, я не знаю, что бы со мной произошло. Всю дорогу до границ Турции Муса молчал и иногда качал головой.
Так совпало, что Муса Амузегар ехал на научную конференцию по иранистике в Трабзонском Университете. Меня он представил как своего аспиранта. В Турции меня приняли очень приветливо, так как я был знакомым Мусы. Он похлопотал за меня и вскоре я получил учебную визу на поддельный паспорт. Новую жизнь я начал аспирантом Педагогического факультета Университета Трабзона. Прошло много лет с того случая в Тебризе.