«Завтра в лабораторию, - думала Венто, не отнимая от глаза калейдоскоп. - Завтра... Опять эти холодные стены, сумрачные коридоры и работники им под стать. Куда приятней выполнять курсовую в Академии».
Она хорошо помнила, как впервые оказалась у заведующего: ту отстраненность, с которой он принял ребят, ту безучастность, с которой он направил их к старшей лаборантке, и ту скупую лаконичность, с которой последняя провела с ними инструктаж по технике безопасности. Хотя, возможно, на впечатление Джулии повлияло своеобразие греческой речи.
Она мысленно представила себе образ Аризу Кей. «Что понапрасну суетиться? - любила повторять та. - О каждой минуте довольно своей заботы. Волнения о грядущем не дают в полной мере насладиться настоящим».
«Аризу, - думала она, - как удается тебе сохранять ум ясным, несмотря на все трудности твоего дела? Ты и каллиграф, и спасатель, и садовник в одном лице. Как великие каллиграфы древности, ты окружена почетом и уважением, а в твои чудодейственные силы верит всякий, кто с тобой знаком. Имея в руках одну лишь кисточку, японские мастера на столетия определяли развитие культуры, а ты одним росчерком кисти способна возродить надежду и обновить самого человека! Как бы я хотела быть твоей и только твоей ученицей...» - Она замечталась и закрыла глаза. И в тот же момент кто-то заслонил ей солнце.
- Вы?! - подскочила она, увидав над собою Кристиана. - Что... Как вы обнаружили мой луг?!
- Вообще-то, луг не только твой, - сказал Кимура. - Не нужно жадничать.
- Зачем вы здесь? На Актеона опять было покушение? - в притворном опасении спросила Джулия.
- Нет.
- Тогда, вероятно, Джейн сделалось хуже?
- Франческо не отходит от нее ни на шаг.
- О, знаю, знаю! У Люси весеннее обострение, не так ли?
- Именно об этом я и пришел поговорить. То, что ты видела...
- Не хочу ничего слышать! Меня это не касается! - отмахнулась Джулия. - Разбирайтесь сами.
- Между нами ничего не было! - не сдавался Кристиан. - Ничего!
- Меня это не касается, - нараспев повторила Венто. - Сегодня выходной, и я имею право отдохнуть, в том числе и от вас. Будьте добры, уйдите с моего луга.
Она встала и собралась уже покинуть излюбленный пригорок, когда Кимура схватил ее за руку выше локтя.
- Мне не нравится твоя интонация, - угрожающе произнес он. - Не забывай, с кем разговариваешь!
- Я полагала, что разговариваю с умным, целеустремленным человеком, который не бросает задуманного на полпути! - дерзко отозвалась Джулия. - Кто храбрился, что расправится с мафией не позднее весны?! А весна, вот она, привечайте!
- Не припоминаю, чтобы от меня исходила подобная глупость, - сквозь зубы сказал Кристиан. - Ты выдумываешь, моя дорогая.
- Я вам не дорогая! - вырвалось у Джулии. В спешке подобрав свою кофту, она стрелой взлетела на холм. - Я призываю вас к действиям! Пора, синьор Кимура! - крикнула она оттуда.
Со злости Кристиан топнул ногой, развернулся и зашагал прочь. Он и сам прекрасно понимал, что пора. «Люси играет со мной - от нее не добьешься результата. Но и недооценивать ее нельзя. Шутки с кошкой в темноте добром не кончаются...»
***
Мышцы сводило судорогой, Аннет задыхалась в пыли, но всё равно продолжала держаться за седло, к которому была привязана корзина с цветами. До дебютантки долетали аплодисменты, смех и крики - толпа рукоплескала, толпа веселилась, толпа ревела. И сквозь весь этот рев Аннет едва улавливала указания Лионеля, стоявшего в центре левады. Он сочувствовал ей, потому что сам не раз выполнял этот трюк, один из сложнейших трюков, которые ему когда-либо приходилось демонстрировать. Его мать расположилась в углу огороженной площадки, и на ее лице читалось удовлетворение. Аргентинец, напротив, переживал. Его черты скрадывались тенью от сомбреро, которое он специально надел в честь праздника.
«Если она не упадет, если продержится до финального свистка, - думал он, - мы соберем богатый урожай. Сегодня люди готовы раскошелиться, они щедры в преддверии нового года. Может, нам хоть раз в жизни удастся поужинать на славу...»
Аннет молилась, чтобы не подвести своих благодетелей. Ведь в какой-то степени эта семья облагодетельствовала ее, дав ей кров и, пускай скудную, но пищу. Без поддержки аргентинца она была бы сейчас попрошайкой, нищенкой, бродягой на грязных улицах, и уж тогда Туоно точно бы ее сцапал.
Но первому в ее жизни выступлению суждено было окончиться провалом. Кольцо толпы прорвалось, и к загону, яростно работая кулаками, приблизился заместитель директора.
- Ага! - вскричал он. - Я полгорода оббегал, а она вот где развлекается! - Этот голос подействовал на Аннет, как ружейный выстрел. Руки ее ослабли, подогнулись, и спустя несколько ужасных мгновений она барахталась на земле, корчась от боли в спине. Лошадь встала на дыбы, и, если бы не Лионель, размозжила бы ей голову. Туоно выволок почти бесчувственную француженку за ограду, невзирая на возгласы возмущения и протесты публики.
- Я тебе покажу, как удирать! - пыхтел он, таща ее за волосы по пыльной дороге. - Я тебе покажу, мерзавка!
Лионель плакал, порываясь броситься ей на помощь, но отец крепко держал его, а мать в смятении твердила, что человек этот сумасшедший, невменяемый и, к тому же, чужестранец. Если девчонка принадлежит ему, тут уж ничего нельзя поделать.
Очутившись в безлюдном переулке, Туоно замедлил шаг и повернулся к Аннет, намереваясь ее проучить. Но та пребывала в столь жалком состоянии, что ее в пору было реанимировать: перепачканная, в рваной одежде, с окровавленными руками и разбитым коленом, она дышала хрипло и прерывисто, как будто ей не хватало воздуха. Серое лицо ее потеряло остатки всякой красоты, она исхудала и была похожа на высохшую иву со спутавшимися лозами волос.
- Ладно, своё ты получила, - смилостивился заместитель. - Через два проулка мой номер, приведешь себя в порядок, а там обсудим твоё задание. Вставай, доходяга! Пошла! - Он еле удержался, чтобы не пнуть ее в бок.
Аннет хотелось умереть. Трижды она пыталась подняться и трижды падала, стоная от нестерпимой боли. Туоно, это чудовище, стоял позади и сверлил ее взглядом, а потом вдруг вздернул за воротник и поставил на ноги. Пошатываясь, как пьяная, она с величайшим трудом добралась до гостиницы, подгоняемая бранью своего истязателя.
Портье изумленно уставился на них, когда они появились в дверях, однако, ни слова не проронив, подал Туоно ключ от номера и углубился в чтение газеты. Он был трус, этот служащий, трус, наученный не вмешиваться в чужую жизнь, какой бы невыносимой она ни казалась.
«Семейные конфликты, провинившаяся дочь, - думал он, пробегая взглядом по строчкам в рубрике новостей. - История стара, как мир».
Не дочь и даже не падчерица - Аннет была рабыней, невольницей, которой предстояло провести взаперти еще очень долгий срок. Где бы ты ни был - в жарких странах с пальмовыми пляжами или же на поясе вечной мерзлоты, - ты пленник, если не имеешь возможности насладиться морским бризом или сиянием нетронутых снегов.