Я остановился, испуганный тем, что зашел слишком далеко и стал снова думать о музыке как об аналогии, а не как о проявлении воли. Рассказать секс языком музыки? Этого только не хватало! Музыка — это воля, а не представление. Она не имеет связей с миром, не объясняет его, она его воссоздает, меняя его формы и настроения. Негоже заниматься изысканием музыкальных пьес для осмысления своих сомнений и страстей. Что есть мир, как не результат вселенской дисгармонии? Он состоит из нагромождения множества случайных звуков, неузнаваемых, имеющих музыкальную частоту, но бессистемных, разных по протяженности, как скопления облаков, которые сталкиваются, взрываются молниями и неожиданными бурями, после чего мир смотрится так, будто ничего не случилось, остается лишь устойчивый запах свежести. И это мой слух и мои руки, как руки умелого садовника, вносили порядок в мир, полный дисгармонии. Может быть, я умел находить тональность вещей? А может, это безумие, бред человека, до такой степени привыкшего читать и мыслить посредством слуха, что ему уже не удается упорядочить события, следуя иной логике?
В какой тональности проходила встреча с девушкой в кафе на улице Ренн? В ми-бемоль-миноре, фа-диез-миноре или до-мажоре? Таким вопросом может задаваться только сумасшедший пианист. Но это не так, я ведь действительно в ходе нашего разговора, в манере говорить почувствовал и пережил движение до-мажорной Прелюдии Шопена, у меня было точное ощущение тональности этой встречи. В до-мажоре встречаются не так, как в ля-бемоль-миноре, здесь не бывает двусмысленностей и запасных ходов, здесь не следуют неизвестным правилам. До-мажорное лицо не удивляет странными взглядами, не оставляет места для домысливания, оно все как на ладони, ясное и завершенное. Первая Прелюдия, все тридцать четыре такта, написана не просто в этой уверенной тональности, но в характере agitato, и прежде всего — на 2/8. Она коротка, как солнечный луч, еле успевающий выхватить нечто, находящееся в непрерывном движении. И в тот день, вспоминая свое приключение, я спрашивал себя, а желаю ли я еще ту женщину? И знал, что ответ находится в пригоршне нот в тональности до-мажор, на 2/8.
Даже теперь я не мог бы сказать, какова была связь моего тела с той слуховой галлюцинацией, когда я слышал не только до-мажорную Прелюдию, но все двадцать четыре Прелюдии ор. 28, одну за другой, по мере того как редели лавчонки букинистов на набережной Сены и пустела горбатая мостовая. Временами казалось невозможным, чтобы память сохраняла все детали, которые мелькают в нашем мозгу и никак не могут объединиться. Мне бы не удалось спеть Прелюдию фа-диез-минор, 4/4, Molto agitato, однако я прослушивал ее, как прекрасную запись, сделанную в моем мозгу, ищущем спасения от эмоций тела и от воспоминаний, перепутанных с желаниями. И шаги мои все ускорялись, унося меня дальше и дальше от центра города.