— Каждая планета развивается своим путем, и изучение этих путей — благодарная задача. Легче понять пути развития нашей планеты. В этом вопросе еще много неясного.
Линьг, Ресьинь, Вьиньинь и Дьеньи после первого, вполне понятного и естественного удивления ничем не выказывали любопытства, которое должны были вызывать в них люди Земли. Отношения сразу стали простыми. Широков подумал, что деликатность свойственна не только экипажу звездолета, но является общей чертой характера каллистян, чертой, воспитанной в них коммунистическим строем их жизни. Назойливое любопытство, очевидно, было им чуждо.
«А Дьеньи, — вспомнил он. — Она так настойчиво рассматривала меня в лесу. Значит, женщины Каллисто более любопытны, чем мужчины».
Но он тут же отверг этот вывод. Поведение Дьеньи имело какую‑то особую причину.
Широков уже привык, что каллистяне всегда с полной откровенностью высказывали свои мысли. Он был уверен, что Дьеньи ответит ему с такой же откровенностью, и он решил спросить ее при первом удобном случае.
Они подошли к самому холму и остановились у подножия лестницы.
По обе стороны входа стояли две статуи — вернее, барельефы, высеченные на поверхности круглых столбов, от которых начиналась лестница. Столбы были около трех метров высотой.
Широков и Синяев знали, что самым распространенным на Каллисто видом искусства была скульптура.
— Давно они тут стоят? — спросил Диегонь.
— Поставлены пять лет тому назад.
— Вы были на Сетито раньше? — спросил Широков.
— Был два раза, — ответил Диегонь. — Но этих статуй, так же как и этих колец, — он кивнул на крышу, — тогда еще не было.
— Что помещалось тогда в этом доме?
— Ничего. Просто дом отдыха экипажей.
Синяев внимательно рассматривал барельефы. Каменные черты одного из каллистян показались ему знакомыми. Он вгляделся пристальнее.
— Кажется, это вы? — обратился он к Мьеньоню.
— Вы не ошиблись, — ответил инженер. — Это действительно я. Дело в том, что я был в числе четырех членов экипажа звездолета, первым посетившего эту планету. Чья это работа? — спросил он, повернувшись к Линьгу.
Тот назвал имя. Оно было, конечно, совершенно неизвестно Широкову и Синяеву, но, очевидно, хорошо известно каллистянам.
— Вот как! — сказал Мьеньонь. — Не знал, что удостоился такой чести.
— Это еще вопрос, — сказала Дьеньи, — кто удостоился чести: вы или автор памятника.
Мьеньонь улыбнулся.
— Вы слишком высоко ставите нас, — сказал он.
— Разве можно поставить вас выше, чем вы стоите? — возразила Дьеньи.
— Давайте поднимать раненых. — Мьеньонь уклонился от дальнейшего разговора на эту тему.
«Интересно, — подумал Широков, — сохранилось ли у каллистян чувство тщеславия? Общественный строй их жизни как будто не оставляет для него никакой почвы».
Диегонь ласково посмотрел на внучку.
— Энтузиастка! — сказал он. — Вам самой надо слетать на Зьемьлю.[7]
Дьеньи ничего не ответила.
Широкову все больше и больше нравилась эта девушка.
Чем‑то неуловимым она напоминала ему ту, которая была его невестой и умерла, не успев стать женой.
Синьяня и Вьеньоня осторожно подняли по лестнице. Они продолжали спать, их лица были неподвижны и безучастны.
Вслед за несшими носилки поднялись остальные.
Лестница оканчивалась у самой двери. Правда, в первый момент ни Широков, ни Синяев никакой двери не увидели. Стена казалась такой же, как во всех других местах. Но Линьг нажал на едва заметную кнопку, и часть стены сдвинулась с места, отошла немного назад и поднялась. Образовался проход шириной не больше полуметра. Носилки из веток не могли пройти через эту дверь. Каллистяне на руках внесли раненых внутрь. За ними прошел Синьг.
— Почему дверь так узка? — спросил Широков.
— Для защиты от летающих животных, — ответил Вьиньинь. — На Сетито их много. Птица может налететь на дверь и случайно нажать на кнопку. Ведь мы прилетаем сюда нечасто.
— Внимание! — раздался голос Дьеньи. — Гисельи!
Все поспешно обернулись.
Со стороны леса к холму приближались огромные крылатые существа. Их было не менее пятнадцати.
— Старые знакомые! — сказал Мьеньонь.
Гисельи быстро подлетали. Их перепончатые крылья издавали шелестящий звук. Даже среди дня светились на тупых мордах зеленые глаза. Уродливые тела, с длинными, несколько раз согнутыми ногами, на концах которых были видны острые когти, достигали в длину трех метров. Не то звери, не то птицы — гисельи летели не прямо, а порывистыми зигзагами, судорожно метаясь из стороны в сторону.
— Сегодня ночью мы убили шесть штук, — сказала Дьеньи.
Она первая достала оружие. Широков, наблюдавший за нею, не заметил ни малейшего признака страха или волнения. Эта девушка, едва вышедшая из детского возраста, вела себя так же спокойно, как мужчины, только что вернувшиеся из звездного рейса.
Ее спокойствие было неприятно Широкову.
«Если бы она проявила женскую слабость, — подумал он, — то стала бы больше похожа на девушек Земли».
Вслед за каллистянами, очевидно решившими не прятаться от гиселий внутри станции, Широков и Синяев достали пистолеты.
Перед тем как выйти из корабля на землю Сетито, Диегонь предложил им кью‑дьели, но они отказались, предпочитая привычное земное оружие, которое, в числе прочих вещей, оказалось в их багаже. Кто и зачем положил его в чемоданы, они не знали. Но теперь пистолеты пригодились.
Гисельи приближались. Вот‑вот раздадутся выстрелы и протянутся навстречу хищникам огненные нити кью‑дьелей. Но птицы внезапно круто повернули в сторону и направились к белому шару звездолета. Может быть, они испугались такого количества людей?
— Нет, — ответил Мьеньонь на вопрос Синяева, — гисельи ничего не боятся. Кто их знает, почему они передумали.
На вершине корабля виднелась крохотная фигурка кого‑то из экипажа.
— Видит ли он их? — тревожно сказал Диегонь.
— Наверное, видит.
Гисельи все ближе подлетали к шару, где все так же стоял одинокий человек.
— Почему он не спускается вниз? — топнув ногой, сказал Диегонь. — Их слишком много. Ему не справиться со всеми.
Синяев достал из чехла сильный бинокль и поднес его к глазам.
— Это, кажется, Ньяньиньг, — сказал он. — Он что‑то рассматривает на той стороне и стоит спиной к птицам.
Но если Ньяньиньг не видел опасности, то должен был услышать шум крыльев. Никаких признаков, что он знает о птицах и готов отразить нападение, не было заметно.
— Идите вниз! — крикнула Дьеньи, точно инженер мог услышать ее на таком расстоянии.
— Ваше бесшумное оружие здесь бесполезно, — сказал Широков. — Попробуем наше.
Он поднял пистолет и три раза выстрелил в воздух.
— Обернулся, — сказал Синяев.
Было видно, как Ньяньиньг метнулся к люку подъемной машины. Едва он скрылся, гисельи пролетели над самой вершиной шара. Синяев видел в бинокль, как одна из птиц ударилась о кессиндовую поверхность.
— Еще секунда промедления, — сказал он, опуская бинокль, — и она схватила бы его.
— Спасибо, Петя, — сказал Диегонь.
— Каллистяне во всем избегают шума, — засмеялся Широков. — Но иногда шум может оказаться полезным.
— Кетьр! — воскликнула Дьеньи.
— Так вот он на что засмотрелся! — сказал Линьг.
Зверь только что показался из‑за корабля. По‑видимому, он обходил его кругом, рассматривая незнакомый предмет. Благодаря тому, что кетьр находился возле корабля, размеры которого были хорошо известны людям, они смогли составить ясное представление о размерах животного.
— Чудовище! — сказал Синяев.
Ничего другого и нельзя было сказать. Зверь, не менее шести метров в высоту и двенадцати в длину, вполне заслуживал названия чудовища. Даже рядом со звездолетом он казался огромным. Темно‑серая туша на неимоверно толстых коротких ногах, казалось, не шла, а ползла по равнине. Раздвоенный хвост волочился по земле. Непропорционально тонкая шея оканчивалась маленькой головой, которую нельзя было рассмотреть на таком расстоянии даже в бинокль. Обнаженное, без шерсти, тело кетьра тускло блестело.
7
7] На Каллисто не существует местоимений. Все каллистяне независимо от родства обращались друг к другу без «вы» или «ты». Автор пользуется местоимением «вы» для удобства изложения.