За станциями и отелями огромными куполами белели теплицы. Эти махины были в сотни раз больше гостиниц, в них растили особые растения, их отбирали лучшие селекционеры планеты. Воздух и вода в космосе были самым ценным ресурсом, эти растения поглощали минимум воды, а перерабатывали максимум углекислого газа.
Были здесь и больницы. Они выделялись на фоне остальных большими красными неоновыми крестами. Все они принадлежали одному человеку – Академику РАН Штольцу. Этот врач встал на одну ступень с Трубецким, он был признанным гением и три года подряд получал нобелевскую премию по медицине. Все дело было в его биомассе. Как оказалось, на орбите в невесомости можно было вылечить любую болезнь. Человека помещали в ванну, ее заполняли биомассой Штольца, она проникала в легкие человека, и он начинал дышать ею. Что бы избежать шока от заполнения жидкостью легких, пациентов вводили в искусственную кому. Насыщенная кислородом биомасса через легкие проникала в кровь, а по ней растекалась по всему организму. Ее чудодейственные свойства были способны излечивать любые болезни. Гастрит, бронхит, язва остались в прошлом, цирроз печени, болезни кровеносной системы тоже больше не досаждали человечеству. Что говорить о них, если она побеждала даже рак и ДЦП. После трех-четырех сеансов человек забывал о раке, даже самой сложной формы, навсегда. В ванне человек проводил до семи дней, затем ему устраивали полное переливание крови. Биомасса в земных условиях была губительна, а вот в невесомости спасала жизни миллионам. Легкие проветривали через ИВЛ, а кровь перекачивали через фильтр и полностью очищали от биомассы. Бьёрн, кстати, летел на очередной сеанс в госпиталь Штольца. У него был рак третьей степени, но уже через неделю он о нем и не вспомнит. Для биомассы Штольца не было неизлечимых болезней, а ведь ее изучение еще продолжалось.
Сделав пару витков вокруг Земли, мы подлетели к космопорту «Диана». Магнитные захваты плавно притянули шатл к причалу, и мы услышали еле слышный щелчок, это пристыковался шлюз. На экране над дверью пилотов загорелась надпись – «Внимание невесомость». Задвижка шлюза закрутилась и вскоре дверь в космопорт открылась. Бьёрн быстренько расстегнулся и ловкими движениями пролетел в шлюз. Я же начал барахтаться в невесомости как рыба, выброшенная на берег. Я бился о стены и потолок, мешая покидать шатл остальным, так часто я, наверное, еще никогда не извинялся. Кое-как долетев до двери, я нырнул в шлюз, за ним начинался длинный коридор. Ничего такого, что показывают в фильмах не было. Не было искусственного притяжения и магнитных ботинок, не было огромных открытых пространств. Только тоннель. Тоннель, в котором не было ни пола, ни потолка, только стены, пестрящие рекламой. Отовсюду торчали поручни, люди с их помощью и перемещались. Местные и бывалые делали это очень ловко, они плавно облетали друг друга, не соприкасаясь. Я же чувствовал себя шаром из кегельбана, ударившись обо все что можно, я, наконец, долетел до таможенного поста.
– Первый раз у нас? – Улыбнулся таможенник. – Ничего, привыкните скоро. Ваш паспорт пожалуйста.
Я протянул ему коммуникатор, и он вставил его в разъем.
– Ерёмин Владислав Антонович, рад приветствовать вас в космосе. Цель визита?
– Освещения спуска «Гагарина». – Улыбнувшись, ответил я.
– Вам на палубу «Д», к третьему причалу, шатл уже ожидает вас.
Таможенник поставил мне электронную визу в паспорт и вернул коммуникатор. Я отдал ему честь, приложив ладонь к гермошлему и полетел дальше, биться о стены тоннелей космопорта. Действительно, через несколько минут я приловчился и начал наслаждаться невесомостью. Над ответвлениями от тоннеля горели буквы палуб, увидев нужную, я влетел в тоннель под ней. Долетев до цифры «3», я опять повернул, и вновь предо мной предстал пост таможни.
– Ерёмин Владислав?
– Да. Это я.
– Слава богу. Все остальные уже на борту, ждем только вас.
– Прошу прощения. Первый раз в невесомости, пока привык…
– Ничего страшного. – Перебил меня таможенник. – Так со всеми бывает. Счастливого пути.
Таможенник помог мне влететь в шатл и, посадив в кресло, пристегнул. Только теперь я смог расслабиться. Шатл беззвучно отстыковался и взял курс на верфь имени Королева. Нужно отдать должное Трубецкому, в свою честь он не назвал ни одной станции. Полчаса полета и мы уже у причала верфи, народ вылетел, и я как всегда оказался последним.
– Владислав? – Обратилась ко мне прекрасная девушка в нежно-розовом комбинезоне. – Гермошлем уже можно снять.