...Мама кормила грудью маленького братика,и должна была отлучиться,и на этот случай ее очередь отмечала тетя Фаина–жена папиного брата(золовка).И надо же было тому случиться: именно в момент такой отлучки на прилавок были "выброшены",как тогда говаривали, злосчастные калоши.Продавец,следивший за очередью и хорошо знавший маму,предложил их выкупить Фаине,что было сделано с удовольствием,но к маме эти калоши так никогда и не попали:в семье дяди были тожедвепары валенок...
Возгорание старого мусора,накопившегося за годы нищеты жизни и ее бесчисленных унижений,произошло незамедлительно, и даже несмотря на то,что калоши нам затем принесла домой сама продавец–из глубокого уважения,и мелкого " навара" тоже.
Мама слышать не хотела никаких оправданий,была в полном расстройстве и,кажется,даже повредила на калошах свое абсолютное чувство юмора.
- Мам,-пытался япритишитьгромы и молнии,-хочешь,обрадую?Оба калоша,которыететяФаня случайно прихватила домой,были левые.Есть бог на свете!
- Есть,конечно,но не всюду. Втвоей ехидной головке–точно нет,и любви к маме–тоже!
Я прошу простить меня читателю, чтофоршмакупомянутойссоры и еёдесертнемного разделены во времени:просто сочтите это причудой рассказчика,не разрывающей нити рассказа.
...О легендарном дедушке мы, казалось, знали очень многое из рассказов мамы и бабушки, но пристрастность источников была очевидной,идокументов, кроме великолепной,чудом сохраненной по тем временам, библиотеки, что-то говорящей об его интересах и респекте, окружавшем его имя в местечке–не было.Пополнение информациипришло с другой стороны.
Однажды, когда ватага ребят на улице городка потешались над несчастной женщиной, лишавшейся рассудка почему-то всегда в разгар июльского зноя, я услышал, наряду с адресными проклятьямивсем, кто ее преследовал,адресованное и мне:«И ты тоже с ними,Иисус Христос?!»
Её снайперские выстрелыбыли точны и забавляли. Но мне,да еще такое?..У всех нас,детей,живших в местечке в очень тесном мире общений,пересечений,и,значит, раздоров и пререканий, были свои клички:или связанные с физическими изъянами, или с умственными, или доставшиеся по наследству, как мне например,«Сёма – Невский»: мой второй дед до большевистского переворота кормил не очень ситно семерых сыновей жалкими доходами от продажи влавке парафиновых свечей Невского завода.
- Мама,- попросил я по приходе домой,- объясни мне что-то!
И рассказал ей всё,что случилось. Мама буквально лишилась дара речи, и я не сразу услышал:
- Она так сказала?! –И,после непривычной паузы, - Что с сумасшедшей спросишь?!
- И всё- таки, мама, что это значит?
- Тебе этого не надо.Я расскажу. Когда-нибудь… Когда-нибудь...
Я не знаю,сколько это– один раз "когда-нибудь",но два раза– этоболеедесятилет. Однажды,еще вблизи того события,я попытался приоткрыть завесу тайны откровения юродивой,и зимой, встретив её в состоянии рецессии, спросил,помнит ли меня.