Именно поэтому сопутствующие и необходимые жертвы не вызывали у него угрызений совести. В отличие от большинства советников, тоже далеко не идеалистов по жизни, он был прагматичен до безжалостности. И в эту ночь он думал лишь о том, не потеряет ли он все из-за собственных решений.
То, что именно его идеи сыграют решающую роль в сражении за город, он не сомневался. Пусть сам план битвы был разработан освобожденным сотником - Валлен лишь одобрил его - остальные меры по защите и укреплению города были плодами его усилий. За эти дни Валлен Аддерли уяснил, что в таких делах не стоит рассчитывать ни на советников, ни на вольных помощников, ибо слишком уж далеки стали горожане вольницы от реальности войны. Уилл Деннингтон со своей вечной критикой любых планов начал его откровенно бесить. Отец Джендри тоже, похоже, больше заботился о своем пути светличного, чем о спасении города. Остальные недалеко ушли от этих двоих...
Не забывал наместник и о том, что в городе действует пособник врага. Как ни старался он раскрыть, кто же является предателем, ни он, ни его люди не смогли найти никаких зацепок. Отравление грифонов и убийство мастера Лисандра из-за его исследований - и больше ничего. Даже возможных подозреваемых найти не удалось.
Когда в окна зала ударил первый луч восходящего солнца, Валлен поднялся со своего места, сделал несколько шагов вокруг стола совета, приводя в порядок мысли, а затем произнес самому себе, поглаживая бороду рукой:
- Сегодня все должно решиться.
С этими словами он вышел из зала, чтобы заняться последними приготовлениями к битве.
_____________________________________________________________________________
Слухи о наступлении нежити, витавшие со вчерашнего вечера, полностью подтвердились наутро. Вильтона, временно обосновавшегося под одной крышей с Силом, разбудил хозяин комнаты и поведал о сборе ополчения. Он с другом без промедлений поспешил на главную площадь Калтонхолла, где обнаружился полный хаос.
Вся площадь была запружена людьми - и ополченцами, и их семьями, и наемными клинками, - и подводами со снаряжением да провизией, отовсюду раздавались крики и ругань, найти что-либо в этом бардаке не представлялось возможным. Из услышанного днем ранее и того, о чем говорили вокруг сейчас, Вильтон уяснил, что до темноты нежить будет уже под стенами города. Он ощутил неприятное покалывание по всему телу от мысли, что, возможно, уже сегодня пойдет в бой за ненавистную ему вольницу.
К их с Силом удаче, им не пришлось никого разыскивать в этой толчее, волей случая десятник Осмунд вышел на них сам. Он поздоровался с друзьями, улыбаясь по привычке, но голос его был тревожен:
- Пробил час, друже. Уже не до шуток, воевать станем нынче. Давайте за мной, оружие да доспех получить на десяток надобно.
Они начали проталкиваться сквозь толпу за десятником и спустя пару минут оказались рядом с возом оружия и брони, стоявшим на одной улице, бравшей начало на площади перед ратушей. У воза стояло несколько вооруженных стражников, светличный послушник и очень пухлый купеческий служащий. После недолгих, но яростных препирательств, по поводу количества выдаваемых вещей, на земле была расстелена рогожа, и толстяк начал отсчитывать положенное.
С первого же взгляда даже Вильтону стало ясно, что все это снаряжение - откровенный хлам. Заржавленные палицы, наспех выкованные булавы и шестоперы, выщербленные щиты... Не напрасно десятник опасался, что лучше собственного неказистого мечишки Вильтон может ничего и не найти. А уж доспехи - на них и смотреть жалко было, так - одно название. Осмунд покачал головой и мрачно произнес, подтвердив наблюдения юного лавочника:
- Таким старьем много-то не навоюешь!
Толстяк в ответ нахмурился и неожиданно горько сказал:
- Берите, что дают. Не ровен час - голыми руками биться придется.
- Слыхал я, что чары супротив некромантии в них вкладывали? - обратился к стоявшему рядом светличному Осмунд.
Но и тот лишь печально посмотрел на десятника, помотал головой и тихо промолвил:
- Озаренный отец Джендри приносит извинения, но не смогли мы должно подмогу оказать. Без Лисандра, прими Небо душу его, худо все сложилось. Ежели повезет - на пару порождений тьмы хватит, а дальше - на вас одна надежда.
- Лиха беда начало! - вместо Осмунда пробасил в ответ Сил.
Они с возничими перебросились еще парой фраз, а затем свернули все полученное в увесистый куль, который кузнец с легкостью взвалил на плечи, и двинулись в расположение десятка. Вильтону в ношу досталась охапка шестоперов и палиц, не влезших в куль и то и дело норовивших вывалиться из рук наземь.
Свой десяток Осмунд расположил в тени большого купеческого дома на западной стороне площади, понимая, что торчать под палящим солнцем придется довольно долго. При появлении десятника люди, до того сидевшие по лавкам или на земле вдоль забора особняка, повскакивали ему на встречу, с интересом глядя на здоровенный куль на плечах Сила. В десятке все так же не хватало двух человек, что заставляло Вильтона задумываться, куда направляют всех ополченцев. За последние дни он более-менее сдружился с товарищами по оружию, но на него все равно посматривали снисходительно из-за юного возраста и щуплого сложения, хотя сам Осмунд неоднократно хвалил паренька на тренировках.
Десятник начал распределять снаряжение из свертка. Несмотря на то, что выбирать, по сути, было не из чего, процесс занял довольно продолжительное время. В итоге, Вильтону достались старые, слегка не по размеру кожаные доспехи и кожаный же шлем на железном каркасе из обручей с прикрывающей нос стрелкой, а также побитый, но довольно крепкий на вид деревянный щит-баклер. Оружие он менять не стал, решив остаться с верным отцовским клинком. Он решил, что в случае чего сменит его прямо в бою - предприимчивый Осмунд получал оружие из расчета, что в десятке полный состав и все безоружны, без учета личного снаряжения каждого. Когда он нацепил броню поверх собственной плотной куртки и надел шлем, он взглянул на свое отражение в луже и не смог удержаться от разочарованного вздоха - ему казалось, что в таком виде он будет выглядеть куда внушительней, чем вышло. Впрочем, то же самое можно было сказать и об остальных - единственный, кому снаряжение оказалось к лицу, был старик Феланий, которому досталась толстая черная стеганка и остроконечный железный шишак. А вот Силу не повезло больше всех - на его могучую фигуру доспеха не нашлось вообще, а все то оружие, что выделили ополчению, оказалось совсем не по руке. Перемеряв почти все, что было принесено, он в конце концов плюнул, грязно выругался и отправился к себе в кузню, сказав, что достанет и оружие, и броню там. Когда он вернулся, на нем поверх рубахи был толстый фартук из сыромятной кожи, который спасал его от огня и углей в работе, а в руках Сил держал внушительный, но не самый большой кузнечный молот. Тем не менее, Осмунд лишь покачал головой, оглядывая своих солдат.
Сам десятник был экипирован не в пример лучше - броней ему служила неплохая бригантина с гербом Калтонхолла на груди, округлый открытый бацинет, а также кольчужные рукавицы, правда, их и шлем он пока не надевал - все это лежало рядом. На поясе Осмунда висел длинный прямой меч и кинжал на другом боку. Щит его был стальным, так же с гербом города по центру, и отличался большими размерами и выпуклой формой. Вильтон невольно позавидовал своему десятнику, понимая, что в сече любая мелочь или изъян могут стоить жизни.
Впрочем, пока лавочник не испытывал страха, в его душе было скорее волнение перед важным событием. Он пока еще не почувствовал опасность, хотя и прекрасно осознавал ее умом - но эта угроза была отдаленной.