Так определилось наше с Владиленом Травинским новое задание. В тот раз не хватило времени во всем разобраться, командировка была на излете, пришлось возвратиться в Москву. Но цепочка — безнарядные звенья в деревне — «шабашники» — старатели и, может быть, рыбаки — крепко засела в голове у Александра Ивановича. Ему виделась закономерность и хотелось получить новые доказательства. Едва разгрузились от срочных дел, он пригласил нас с Травинским, начал поторапливать: «Пора, пора, дорогие, снова на Камчатку! Ищите корни этого явления. Чувствую, откроется вскоре нечто прелюбопытнейшее».
Нас не надо было уговаривать, особенно Травинского. Он вообще не мог утром сказать, в какой части страны окажется к вечеру. Бродяжьего духа был человек. Публицист, обладавший правдивым и страстным пером, неугомонный, сгоревший на работе в сорок лет, лауреатом премии Союза журналистов СССР он стал, увы, посмертно.
Он объехал, кажется, все знаменитые и малые стройки нашей страны — от Чукотки до Прибалтики, от Мурманска до экзотической Кушки. Он мчался в поездах, автомобилях и самолетах, шагал, как любил выражаться, «на своих двоих», чтобы рассказать всему свету о заботах команды теплохода «Русь», курсирующего «по штормливому северу Тихого океана», и делах рудокопов криворожской шахты «Гигант Глубокая» («Она гигант: дает 7 миллионов тонн руды — тридцатую часть союзной добычи. Она глубокая: главный ствол почти с километр»), о буднях машинистов «казахской и русской, азиатской и европейской» железной дороги, что тянется «две тыщи километров от Москвы, три тыщи от Ташкента», и мужестве сибиряков-болотопроходцев, чья жизнь — «труд, не оценимый в рублях и не соизмеримый ни с какой шкалой коэффициентов доплаты».
Не слушая докторов, категорически запрещавших ему командировки из-за язвы, из-за больной печени, из-за сверх всяких норм высокого давления, Травинский пересаживался с самолета на самолет, непостижимым образом успевая в одну поездку наглотаться и морозного ветра Заполярья, и знойного воздуха среднеазиатских пустынь. Перерубы в архангельских лесах — он мчался спасать леса, оползни на дорогах Крыма — и миллионы людей, утром открыв газету, читали его тревожное предупреждение об угрозе знаменитым курортам, зайцев осталось мало — он бросался в отчаянный, яростный бой с любителями истребления всего живого, нефтяные пятна на Волге — он предпринимает, с целью проверки и поиска виновных, путешествие от истоков ее до устья...
В одной из картин, снятых Центральной студией документальных фильмов, Травинский задумчиво бредет по берегу Байкала. Зрители видят: это не турист, не праздный романтик. За рамками фильма остался эпизод, о котором я не могу умолчать.
...Прежде чем приняты были важные государственные меры для охраны уникального озера, жемчужины, не имеющей равных, общественности пришлось выдержать тяжкую баталию с ведомственной узостью и ограниченностью людей, для которых сиюминутная выгода важнее перспективного общенародного интереса. Под влиянием науки, прессы были построены невиданные прежде по своим масштабам очистные сооружения на Байкальском целлюлозном заводе. И вот однажды на встрече с писателями в Центральном Доме литераторов министр, руководивший этой отраслью промышленности, сказал: «Степень очистки сточных вод на Байкале достигла такого уровня, что их можно пить». Присутствующие засмеялись, усомнились: «Прямо-таки пить?» «Да, можно пить, — подтвердил министр, — держу пари». Я тотчас же сел за машинку и написал небольшую заметку «Министр предлагает пари», которую Александр Иванович Смирнов-Черкезов поставил прямо в номер. И нашелся человек, который немедленно вылетел на Байкал, собрал там авторитетную комиссию, в ее присутствии налил стакан очищенных сточных вод: «Я принимаю пари!» Вы, конечно, догадываетесь — это был Владилен Травинский. Он поднес стакан к губам, но у членов комиссии не выдержали нервы — отобрали стакан, сказали: «Перестаньте, опасно для жизни». Возможно, министр пошутил, и его пари было лишь полемическим приемом, вполне объяснимым на диспуте в кругу литераторов. Но готовность Травинского пойти на любой риск ради общественных интересов — не полемический порыв, не поза, не шутка, а его человеческая суть, символ веры публициста и кредо гражданина.
«И каждый раз понадобятся смелые молодые люди, чтобы устранить беду» — эта, будто про него самого сказанная строчка взята мною из книги «Мы шагаем» — последней прижизненной книги В. Травинского, подзаголовок которой говорит сам за себя: «Путешествие по пятилетке с людьми и цифрами через тысячи километров».