Выбрать главу

Нина Михайловна Ходак: «Вот я вам парочку представила (это она о Колесникове и Германе), но они у нас все такие. Удивляетесь? Не только вы удивляетесь. И замминистра приезжал — удивлялся. Все спрашивают: где вы берете таких руководителей? У нас через дорогу другой завод, и там руководящий состав очень старый. К тому же ребята у нас все с высшим образованием, да и среди мастеров практиков по пальцам можно посчитать».

«Понаставил давил, они и жмут» — так охарактеризовал мне ситуацию один минчанин, недолго работавший на заводе имени Кирова. Но это неправда. Во всяком случае, далеко не вся правда. Молодые руководители станкостроительного не примитивные «давилы» образца минувших лет, а вполне современные инженеры и организаторы, умеющие и свое придумать, и толково перенять у других. Грамотность, замешенная на свежести восприятия и отсутствии груза традиций, отменное здоровье вкупе с желанием самоутвердиться, нечто важное доказать себе и людям, честолюбие, подкрепленное реальными шансами на продвижение, — все это, вместе взятое, многократно ускорило ток крови по жилам столетнего предприятия.

— Мы все начинали с мастеров, — говорит Герман, — если долго сидишь на одном месте, уже оброс. Нет, у Кебича не обрастешь. Два года потянул здесь — иди туда, где плохо. Чтобы интереснее тебе было, чтобы кругозор стал пошире.

Однажды на станкостроительном проводился семинар директоров предприятий. Когда Кебич заявил, что у них на заводе нет проблемы руководящих кадров, вскинулись: «Что, что, что? Мы не ослышались?» Кебичу пришлось повторить: «Да, такой проблемы нет. У нас на любую должность есть равноценная замена». Заводские руководители об этом знают, и никто не может позволить себе расслабиться. Плохо, полагает Кебич, когда начальник убежден, что его «зам» не способен занять его кресло: «Гораздо лучше работают те, кому дышат в затылок».

Разноцветные камушки рассказанного мне о Кебиче на заводе складывались в пеструю мозаику. Почти готовый портрет его вдруг разрушался какой-то деталью, не совпадающей с остальным, противоречащей главному стержню, казалось бы, схваченного характера. К тому же сам он, вольно или невольно, в разговоре нашем то и дело подсыпал новые противоречия, нисколько не заботясь о целостности и «нужной окраске» складывавшегося образа. Кебич, широко раздающий полномочия своим командирам производства, и он же, Кебич, не скрывающий своего сочувствия формуле «без разрешения не выдавать на сторону информации», за которой скрывается не столько забота о служебной тайне, сколько монополизация права администрации говорить от имени коллектива. Противоречие? Он и сам этого не отрицает — каков есть, таков есть.

Если прибегать к традиционной классификации науки управления, то Вячеслав Францевич Кебич скорее принадлежит к «автократам», чем к «демократам». Правда, не успела эта мысль устояться у меня в голове, как собеседник тотчас же подточил ее изложением своего «кредо», во многом не укладывавшегося в формулу управленческого «автократизма».

Привожу монолог Кебича бел всяких изменений.

— Я вам не рассказывал, со мной спорят очень многие коллеги мои. Был у нас в объединении недавно совет директоров. Я там заявил, что текущим производством вообще не занимаюсь. (Это я вам даю свое первое «кредо».) Ну, сразу у многих открылся рот до отказа: «Как?» Вот так! Все эти функции я отдал начальнику производства. Я занимаюсь перспективой, кадрами, культурой производства и социальными вопросами.

И еще. Никогда подчиненный не имеет права задать вопрос мне, если не задавал его тому лицу, которое отвечает непосредственно за это дело. Поднимается: «Вот мне не подвезли металл такой-то...» — «Вы с начальником отдела снабжения решали?» — «Нет». — «Садитесь, кто следующий?»

Когда на заводе изучали мнения о качествах ведущих командиров производства, Кебич настоял, чтобы его тоже проверили наряду с другими. Анкеты были анонимные, раздавались вышестоящим и подчиненным. Но у директора на своем заводе одни нижестоящие, корректировка выводов в благоприятную сторону за счет мягких оценок тех, кто тебя же и назначил, в отношении самого Вячеслава Францевича исключалась. Тем не менее по пятибалльной системе он получил круглую пятерку. Так мне рассказывали.