Я молчал.
Кебич опять погрузился в себя, задумался. Потом сказал:
— Собственно, этот способ приема на работу не нов. И мы иногда говорим: идите, ищите себе место, если вас примут на работу, я подпишу приказ, а если не примут — до свидания... А там, видимо, это стало законом. Там, вероятно, разными способами поддерживают и подогревают самосознание бригад в том смысле, что они участвуют в управлении. Да и с экономической стороны зайти... Вот вы говорите: при индивидуальной сдельщине есть «выгодная» и «невыгодная» работа. К великому сожалению, конечно, как бы мы ни стремились к технически обоснованным нормам, многие нормировщики допускают ошибки. И оказывается одна работа «выгодной», а другая «невыгодной». При калужском варианте это отпадает. Бригада заинтересована материально, чтобы все операции выполнять коллективно, весь урок. Это я себе представляю. С точки зрения производительности. А с точки зрения качества? Ответственность коллективная, если что — не на одного показывают, а показывают на всех. И если запорол деталь, допустил брак, будет стыдно уже не только тебе... Раньше это был конфликт между контролером и рабочим, между контрольным мастером и мастером, сейчас становится конфликтной ситуацией всех людей в коллективе. Это я тоже понимаю. Его ответственность, рабочего, становится не номинальной, что ли, не перед административной властью, а перед своими... Социальный характер носит, да. Ответственность морального плана перед товарищами. А если у них возникнет конфликт между советом бригадиров и администрацией? Что тогда? Прямо: между директором и советом?
Ах, вот оно что! Предусмотрительный он, однако, Кебич! Я с каким-то новым интересом всматриваюсь в его широкое, скуластое лицо, острые, сейчас несколько напряженные глаза. Хочет знать, возможна ли какая-нибудь автоблокировка, которая срабатывала бы на случай неосторожного перегрева пара?
— У них конфликтов практически не бывает.
— Совсем?
— Да, пожалуй, что и совсем... И Прусс, и его преемник Пряхин, нынешний генеральный директор, поддерживают эту систему всемерно, они, собственно, создатели ее. И они где-то внутри, для себя, очевидно, решили: мнение совета учитывать, считаться. О конфликтах с директором я не слышал.
— А председатель заводского совета, как его?..
— Чернов?
— Да, токарь-расточник, кажется? Вы о нем какого мнения? Действительно толковый человек?
— В профессиональном отношении — ас, его уважают. Соображает хорошо, активен, напорист. Самое главное, мне показалось, — он всю эту систему воспринимает очень серьезно, считает личным делом поддерживать ее устойчивость, престиж. Он как бы там рабочий директор...
— Угу...
— Есть заместители у Пряхина по производству, по экономике, общим вопросам... А Виктор Чернов как бы «зам» директора по рабочей части — фактически, хотя так не называется и сам стоит у станка. Но к директору вхож в любой момент, такое у него право. К вам, наверное, рабочему прорваться не так-то просто? А тут с Черновым поговорят в курилке, в раздевалке, он видит — дело серьезное, выносит на совет бригадиров. Там директор присутствует, секретарь парткома, все руководители.
— Да, я понимаю. Там вопрос как-то разъясняется, находят приемлемое решение... Хорошая форма! Я думаю, калужский вариант нас мог бы очень существенно дополнить. При всем при том, что у нас на заводе уже сделано, да еще калужский вариант — это было бы вообще очень сильно! И я этим делом обязательно займусь. Мы с вами еще встретимся по этому поводу[2].
2
Мы действительно встретились через год, и Вячеслав Францевич, приезжавший в Москву в министерство, с увлечением рассказывал о переменах на заводе имени Кирова: «Уже десятки бригад у нас есть, советы бригадиров создаем! Представляете, приходят рабочие и говорят, что они вдесятером справятся там, где было двенадцать человек! Я, конечно, многого ожидал от калужского варианта, но не думал, что у нас самих он так быстро привьется». Позже узнал еще одну новость: В. Ф. Кебич уже не директор, работает секретарем Минского горкома партии.