Ах, кто мечте высокой верил,Кто почитал коварный светИ на заре весенних летЕго ничтожество измерил;Кто погубил, подобно мне,Свои надежды и желанья;Пред кем разрушились вполнеГрядущей жизни упованья;Кто сир и чужд перед людьми,Кому дадут из сожаленьяИль ненавистного презреньяКогда-нибудь клочок земли…Один лишь тот меня оценит,Моей тоски не обвинив,Душевным чувствам не изменитИ скажет: так, ты несчастлив!Как брат к потерянному брату,С улыбкой нежной подойдет,Слезу страдальную прольетИ разделит мою утрату…. . . . . . . .Лишь он один постигнуть может,Лишь он один поймет того,Чье сердце червь могильный гложет.Как пальма в зеркале ручья,Как тень налетная в лазури,В нем отразится после буриДуша унылая моя!..Я буду – он, он будет – я!..В одном из нас сольются оба! —И пусть тогда вражда и злоба,И меч, и заступ гробовойГремят над нашей головой!..{7} Этот характер мрачного отчаяния и тяжелой скорби лежит на большей части сочинений Полежаева, но с его лиры срывались и торжественные звуки примирения и гармонические аккорды явлений жизни. Кому не известно его стихотворение «Провидение», в котором, после ужасов падения, он так торжественно воспел свое мгновенное восстание?{8}
Я был готовБез тайной властиСорвать покровС моих несчастий…Последний деньСверкал мне в очи,Последней ночиЯ видел тень,И в думе лютойВсе решено;Еще минутаИ … свершено!Но вдруг нежданныйНадежды луч,Как свет багряный,Блеснул из туч;Какой-то скрытый,Но мной забытыйИздавна богИз тьмы открытойМеня извлек!..Рукою сильнойОстов могильныйВдруг оживил,И Каин новыйВ душе суровойТворца почтил!Непостижимый,Он снова влилВ грудь атеистаИ лжесофистаОгонь любви!Они снова дниТоски печальнойОзолотилИ озарилЗарей прощальной!
Гори ж, сияй,Заря святая!И догорай,Не померкая!..
Подобный же момент восстания с не меньшею поэзиею выражен в этих стихах:
О нет! свершилось!.. жар мятежныйОстыл на пасмурном челе:Как сын земли, я дань землеПринес чредою неизбежной:Узнал бесславие, позор,Под маской дикого невежды (?);Но пред лицом Кавказских горЯ рву нечистые одежды!Подобный гордостью горам,Заметным в безднах и лазури,Я воспарю, как фимиам,С цветов пустынных к небесамИ передам моим струнамИ рев и вой минувшей бури!..{9} Кому не известно его стихотворение «Песнь пленного ирокезца» – это поэтическое создание, достойное великого поэта? Кому не известно его «Море», которое «измерил он жадными очами» и «пред лицом которого поверил он силы своего духа?» Кому не известен его «Бальтасар», переведенный из Байрона? Некоторые песни его также принадлежат к перлам его поэзии. Но самое лучшее, можно сказать, гигантское создание его гения, вышедшее из души его в светлую минуту откровения и мирового созерцания, есть стихотворение «Грешница», напечатанное в 20 № «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду»«{10}. Вот оно:
И говорят ему: «ОнаБыла в грехе уличенаНа самом месте преступленья;А по закону, мы ееДолжны казнить без сожаленья:Скажи нам мнение свое».
И на лукавое воззванье,Храня глубокое молчанье,Он нечто – грустен и уныл —Перстом божественным чертил.
И наконец сказал народу:«Даю вам полную свободуИсполнить праотцев закон:Но где тот праведный, где он,Который первый на блудницуПоднимет тяжкую десницу?..»
И вновь писал он на земле.Тогда, с печатью поношеньяНа обесславленном челе,Сокрылись дети ухищренья —И пред лицом его однаСтояла грешная жена.
И он с улыбкой благотворнойСказал: «Покинь твою боязнь.Где твой сенедрион упорный?Кто осудил тебя на казнь?»
Она в ответ: «Никто, учитель!»«И так и я твоей душиНе осужу, – сказал спаситель, —Иди в свой дом – и не греши».
С первого разу может показаться странным, что Полежаев, которого главная мука и отрава жизни состояла в сомнении, с жадностию переводил водяно-красноречивые лирические поэмы Ламартина;{11} но это очень понятно, если взглянуть на предмет попристальнее. Крайности соприкасаются, и ничего нет естественнее, как переход из одной крайности в другую… Кроме того, Полежаев явился в такое время, когда стихотворное ораторство и риторическая шумиха часто смешивалась с поэзиею и творчеством. Этим объясняются его лирические произведения, писанные на случаи, его «Кориолан» и другие пьесы в этом роде. Недостаток в развитии заставил его писать в сатирическом роде, к которому он нисколько не был способен. Его остроумие – тяжело и грубо. Недостаток же развития помешал ему обратить внимание на форму, выработать себе послушный и гибкий стих. И потому, отличаясь часто энергическою сжатостию выражения, он иногда впадает в прозаическую растянутость и между прекрасными стихами вставляет стихи, отличающиеся странностию, изысканностию и неточностию выражения.
вернуться«Ночь на Кубани» вошла в издание «Стихотворения А. Полежаева» (1832).
вернутьсяСтихотворение «Провидение» Белинский также цитирует по сборнику 1832 г.
вернутьсяИз стихотворения «Раскаяние» (цитируется по сборнику «Кальян»). В рецензии на второе издание «Кальяна» Белинский определил «Раскаяние» как «лучшее стихотворение» в сборнике (Белинский, АН СССР, т. II, с. 105).
вернутьсяПолежаев перевел следующие поэмы Ламартина: «La mort de Socrate» («Смерть Сократа»), «Epitre a lord Byron» («Человек. Послание к Байрону») – вошли в «Стихотворения А. Полежаева»; «Ode a Bonaparte» («Бонапарту») – вошла в сборник «Кальян» и др.