¬– Мне отыскать Виктора? – негромко поинтересовался Павший, когда мы остановились возле каменной насыпи, скрывавшей один из тайных ходов в Лар-Карвен.
¬– Нет. Мы навестим его после Джинджера. – Я качнул головой, а затем сосредоточился, подзывая к себе тени. Пусть их здесь было не мало, я бы даже сказал, что не было места, где бы ни покоилась тьма, мне были нужные самые густые. – Идти будем долго. Ты готов?
¬Мужчина кивнул, и я позволил теням разрушить насыпь, а затем отворить тяжёлые каменные двери. Туннель был узким, абсолютно тёмным, из него дохнуло гнилью и затхлостью, но особого выбора у нас всё равно не было. Пока мы медленно продвигались вглубь горы Лар, Аэлирн то и дело касался моей руки, и я помогал ему ориентироваться в кромешной темноте. Влажный пол подземелья отзывался глухим, гулким звуком даже на легчайший шаг Павшего. Грозная темнота и тяжесть земли над нами давили столь сильно, что в пору было сойти с ума. Дышать было невыносимо тяжело, и голова начинала идти кругом, в лёгких засела пыль. Иногда под ступнями что-то звонко похрустывало, и я предпочитал думать, что это случайно залетевшая сюда палая листва, а не кости неудачливых путников, волей судьбы оказавшихся под замком Лар-Карвен. Я не рисковал зажигать пульсар, чтобы отогнать от нас прожорливый мрак. Кто знает, насколько сильные маги находятся при Императоре, кто из них способен почувствовать столь малое колебание энергии. Не редко и я, и Аэлирн спотыкались, шарили руками по стенам, когда ни зги не было видно.
– Льюис, если ему нельзя будет помочь, – раздавшийся внезапно глухой голос мужа заставил меня вздрогнуть.
– Я найду способ, – сквозь зубы прошипел я, крепко зажмурившись на пару мгновений. Мне не хотелось думать о худшем, я не хотел верить, что не смогу помочь любимому брату, что не смогу вытащить его душу. – Я сделаю всё.
– Это-то меня и пугает больше всего, – тихо произнёс мужчина, коснувшись моего локтя. – Он сам принял решение уйти в Долину, а спасти душу живого существа ещё сложнее, чем самому выбраться из ловушки смерти.
– Замолчи! – я замахнулся для удара, да так и замер с занесённой рукой, а после приложил ладони к лицу. В темноте лицо Павшего едва заметно сияло, точно отголосок луны. Алые зрачки тлели подобно угасающим углям, и против ожидания сейчас они были узки от страха. – Прости, я… Я не знаю, что на меня нашло. Я так боюсь, что не справлюсь! Если я ничем не смогу ему помочь, то всё вот это было зря. Все эти жертвы, весь этот чёртов мир и даже проклятая месть не стоят с ним рядом. Виктор… Он пожертвовал слишком многим ради меня, чересчур многое потерял из-за отца. Если… Если нет способа вернуть его душу, грош мне цена, как брату, как мужу, как Королю.
Аэлирн смотрел на меня широко распахнутыми глазами, а я не знал, как унять дрожь в голосе и теле, как заставить себя проглотить горькие непрошеные осколки слёз. Медленно, точно сквозь густую воду, я протянул руку и коснулся щеки мужа, приласкав его и улыбнувшись:
– Но я сделаю всё, что могу, Аэлирн. Клянусь.
Не размениваясь более на слова, я продолжил двигаться всё дальше в центр горы, прислушиваясь к шагам Павшего чуть позади меня. Постепенно туннель стал подниматься всё выше, идти становилось труднее, и иногда приходилось хвататься за выступы на стенах, чтобы не скатиться вниз и не сломать себе шею. Вскоре над нами стали слышны гул тысячи шагов, отдалённо доносились вопли и лязг железа. Потоки магии сплетались и ударялись друг о друга, вызывая лёгкую головную боль. Уже после этого я позволил себе зажечь пульсар ¬– такие крохотные колебания никто бы не заметил в подобной неразберихе. И чем дальше мы продвигались, тем сильнее я чувствовал зов. Он манил за собой, фактически тащил на привязи, и я начинал задыхаться, словно на шее моей сжимался стальной обруч. Кровь шумела в ушах, грудь стискивала невыносимая боль, словно бы кто-то изо всех сил давил на рёбра. В конце концов я не выдержал и рухнул на пол, хрипя и пытаясь продышаться, глаза слезились, и крошечная молния затухла, вновь погрузив нас во тьму. Аэлирн что-то говорил мне, пытался поднять, но на меня словно наступил огромный великан, придавливая к земле.
– Сопротивляйся, – ясно услышал я в голове чей-то до боли знакомый, ласковый, серебристый голос. – Сражайся, Камаэль!
Точно прикосновение ледяного ветра по щекам мазнули призрачные тонкие пальцы, и я почувствовал запах лаванды. Он наполнил меня подобно тому, как рудниковая вода наполняет истощавший сосуд, занимая собой каждую крохотную трещинку. Распахнув глаза, я медленно, неуверенно уцепился за руку Аэлирна, поднялся на ноги, пытаясь собраться с мыслями, которые разлетелись перепуганными птицами. Страшное давление постепенно отступило, но я чувствовал – стоит мне расслабиться, и оно вернётся, как хищный оголодавший зверь. Качнув головой, отгоняя мерзкий звон в ушах, я двинулся дальше, осторожно опираясь на руку Павшего. Он сам разогнал тьму, и теперь я был чуть более уверен в том, куда стоит ставить ногу, а куда – нет. Вскоре дорога выровнялась, перестала невыносимо изгибаться к потолку, и идти стало проще, коридор расширился, и я понял, что мы добрались до нижних подземелий Лар-Карвен.
Точно раскалённый нож сквозь масло прошлась линия огня, осветив подземелье Лар-Карвен. Я не видел более смысла таиться, не видел причин сдерживать свои силы, что рвались на свободу. Они были взлелеяны мною долгими годами в Долине вечной тени. Они молили меня выпустить их на свободу, дать разгуляться всласть, сделать то, ради чего я очернил собственную бессмертную душу. Я отпустил их с криком. Это было невыносимо больно после того, как они почти приросли ко мне. Сладко. Все те, кто таился на нижних уровнях подземелий вопили в агонии, снедаемые пламенем, и запах горелой плоти был для меня слаще аромата пряного вина. Их мольбы и стоны звучали усладой, а каждая покинувшая тело душа напоминала мне о той самой единственной, что ждёт своей участи наверху. Я ощущал страх Джинджера, я чуял его болезненное томление на том конце чёрной цепи, что связала нас воедино. Его страдания звали меня, столь невыносимо нежно и страстно, что противиться не было ни сил, ни смысла. Я не торопился, не бежал, шёл мучительно медленно, запоминая каждый шаг на пути к своей цели, отмеряя каждый его судорожный вздох. Саиль в руке надрывно стенала, умоляя меня дать испить крови Императора, и мне приходилось изо всех сил контролировать себя, чтобы не бежать. Я чувствовал напряжение Аэлирна, он был словно тонкая струна, готовый сорваться от малейшего прикосновения – так на нём сказалось моё собственное состояние.
Лар-Карвен был похож на разворошённый палкой костёр: повсюду полыхали угли, вспыхивали огни. Замок был объят пламенем. И мне казалось, что за многие века этой громадине не хватало именно этого очищающего огня. Не хватало глотка изменений. Я собирался их подарить, был как никогда щедр, потому что был твёрдо уверен, что эта часть моей истории окончена. И осталась лишь пара страниц, которые я был намерен закончить.
Двери спальни императора поддались не сразу, и я нетерпеливо напоил их огнём, отчего они вспыхнули, застонали, затрещали и, наконец, распахнулись. Запах терпкого безумия забил глотку, опьяняя, страх витал в воздухе подобно коршуну, что готов обрушиться на свою жертву. Джинджера я разглядел не сразу. Он скрючился в кресле, крепко и отчаянно сжимая подлокотники, глядя на меня так, будто я был привидением из его кошмаров. Кому я вру? Я был им. Я был тенью, что отравляла его сны, я был тем, кто выпивал его силы день за днём. Именно я разрушил его жизнь так же, как он когда-то поступил с моей. Ему казалось забавным, что он гонит мальчишку по лесу, заставляя ранить ноги и руки. Он упивался моим страхом в те далёкие дни, когда я дрожал от одного только звука его имени. Теперь же я был даже ему благодарен за то, что он заставил меня измениться, сгореть дотла, потерять всё. Я не любил оставаться в долгу, ненавидел, когда оставались неоплаченные счета. Я никогда не любил убивать. Но иначе не мог. Иссохший мужчина не был похож на моего брата никоим образом. Это была тень былого величия и великолепия. Тонкий туманный морок, слабый и жалкий, как иллюзия необученного мага. Под впавшими глазами залегли глубокие чёрные тени, а губы его белели, точно свежий снег. Они дрожали, как дрожал и его подбородок, как дрожал он сам.