Порой случалось, что он вдруг впадал в самую настоящую истерику, и зрелище это было, пожалуй, страшным. Он мог кричать, метаться туда-сюда, круша всё на своём пути и не обращая внимания на собственные травмы. В эти мгновения его невозможно было усмирить, но, благо, он всегда быстро успокаивался. И непривычное поведение мужчины меня слегка напрягло.
– Льюис, – несколько неловко проговорил он, а затем быстро приблизился и обнял меня, ошарашенного и замершего.
Аэлирн, влетевший следом за мной, остановился, изумлённо глядя на нас. Виктор поднял голову и улыбнулся – широко, лучисто, тепло. Сердце моё едва не разорвалось от сладкой боли, и я медленно опустился на колени, уткнувшись головой в живот брата. Павший приблизился к нам, опустил ладонь мне на плечо.
– Аэлирн, рад тебя видеть, – проговорил он и крепко заключил остолбеневшего мужчину в объятия.
Мне стоило огромных сил не разрыдаться. После стольких лет тщетных попыток вернуть его душу из Долины, я был уверен, что более никогда не услышу его голоса, не увижу его улыбку, никогда более не смогу ощутить его бережные и сильные объятия. И теперь, столь внезапно, без чьей либо помощи, он точно очнулся от слишком долгого сна. Руки его всё ещё были слабы, но он заставил меня подняться, обхватил лицо ладонями и крепко поцеловал. Всё внутри меня перевернулось с ног на голову, я подхватил его на руки, принимаясь кружить по комнате, исступлённо целуя тонкие, прохладные губы.
Какое ликование окутывало мою душу в эти мгновения! Я будто заново родился. Словно скинул пыль пережитых мук и задышал по-новому. Его поцелуй был сладок, как первый глоток вина, как горный воздух, как прикосновение лаванды. Оторвавшись от его губ, я засмеялся. Боги, как давно я не смеялся столь легко и беспечно! Сладкое спокойствие растекалось по венам, точно мёд. Аэлирн, закрыв лицо руками, кажется, плакал, но пытался скрыть то, и Виктор, спрыгнув с моих рук, мгновенно подбежал к нему, укутывая своими объятиями. Я мог бы глядеть на это вечно, как никогда сильно я желал быть самым обычным человеком, который может проводить сколько угодно времени со своей семьёй. Именно поэтому я отослал прибежавшего было слугу, указав накрыть стол на главном балконе. Виктор был столь худ и бледен, что я не мог бы не накормить его перед тем, как круговерть императорских дел займёт мою голову. Больше времени ушло на то, чтобы успокоить Аэлирна. В последнее время он был особенно ранимым, и я старался лишний раз не указывать ему на это. Пусть. Мы оба с ним прошли через многое, и теперь слёзы мужа казались мне глотком свежего воздуха. Если он позволил себе такое, значит, расслабился, почувствовал, наконец, безопасность, которую я ему пытался подарить всё это время. Я с улыбкой наблюдал за тем, как Павший заставляет Виктора переодеваться. Почти как тогда, целых двадцать лет назад, когда мы вышли из Туннеля. Воспоминания о том дне заставили меня тихо прыснуть в кулак. Мужья поглядели на меня с любопытством, но я лишь осторожно улыбнулся им и кивнул, показывая, что всё в порядке. Они ехидничали между собой так, словно не было всех этих лет бескрайней тоски и тщательно скрываемой боли. Будто Виктор всегда был здесь, никогда не переходил грань. Мы не спрашивали у него, что же произошло, как он вдруг смог преодолеть порог смерти. Но я был абсолютно уверен, что мрак Павшего его не коснулся, не очернил его души, и был оттого спокоен.
На открытом огромном балконе сейчас царила прохладная тень – солнце ещё не добралось сюда. Небольшой столик был тщательно и почти педантично накрыт. Лёгкое яблочное вино в глиняном кувшине особенно привлекало мой взгляд, но и от салата я бы не отказался после любовных утех, что лишь усилили мой голод. Конечно, я был бы в восторге от мяса, но на завтрак его здесь не подавали чисто из принципа. Воевать с поварами мне хотелось меньше всего – ещё чего доброго отравят. Виктор поглядел на это с зелёной тоской, и я улыбнулся, а затем подозвал слугу и попросил привести одного из кормящих. Мой брат наблюдал за этим с лёгким недоумением, любопытством и едва контролируемой жаждой.
– Здесь многое изменилось, – пояснил я, опускаясь в мягкое кресло и располагаясь в нём с особым тщанием. – Например, у нас появились такие великолепные создания.
Я приветливо улыбнулся вошедшему юноше. Он был совсем молоденьким, однако, учитывая условия, в которых содержались такие, как он, он буквально цвёл. Чёрт побери, иногда я жалел, что я не вампир и не могу безнаказанно кусать такие соблазнительные шейки. Аэлирн воззрился на меня гневно и с чувством пнул под столом. Я охнул, но виновато улыбнулся. Знал, что не стоит думать о подобном рядом с возлюбленным мужем.
– Будь осторожен, Виктор. Не пей слишком много, – предупредил я, когда мужчина жадно уставился на протянутое тонкое запястье. Надо сказать, юноша отлично понимал, что происходит, а потому сонную артерию мало контролирующему себя вампиру не доверил. – Иначе мне придётся тебя наказать.
– Если я правильно помню, он совершенно не против того, чтобы его как следует наказали, – Павший хищно осклабился, поиграв бровями.
Виктор неуверенно глянул на меня, затем на кормящего, осторожно обхватил его запястье ладонью, но не причиняя боли. Осторожно он запустил клыки в юную плоть, и юноша тихо пискнул, крепко зажмурившись. Да, было больновато, наверняка, вампирский афродизиак ещё долго будет бродить по его телу. Виктор сделал несколько больших глотков и медленно отпрянул, чтобы затем улыбнуться окровавленными губами и хрипло поблагодарить юношу. Тот торопливо пережал собственную руку, чтобы не дать драгоценной крови выливаться зазря. Он кокетливо улыбнулся, поклонился и выплыл прочь.
– Не больше раза в три дня, – негромко и виновато произнёс я, наблюдая за мукой, отразившейся на лице Виктора. – Прости, дорогой. Иначе нельзя. Я и так потратил несколько лет, чтобы добиться подчинения этому правилу.
– Смотрю, ты многого достиг, – задумчиво улыбнулся Виктор, уже с расслабленным удовольствием принимаясь ковыряться в салате.
– Это было не просто, – я про себя скривился, но продолжил улыбаться брату. – Ещё многое предстоит сделать. Например,..
– Льюис, не за едой. – Аэлирн посмотрел на меня угрожающе и с предупреждением, и я прикусил язык.
Иногда меня в самом деле заносило, я забывался и начинал говорить о делах Императора. Мой муж, конечно, был канцлером, однако же я позволял ему отдыхать и не принимать участие в этой стороне моей жизни, если он того не желал. Порой, правда, приходилось обращаться за его помощью и напоминать о том, что он, всё-таки, мой первый помощник. Я мог бы распинаться о новых идеях вечно – столь сильно меня заботило то, что происходит в Империи. Далеко не всё было идеально, порой приходилось сталкиваться с разного рода неприятностями и, стиснув зубы, быть жестоким. Я так безумно желал показать Виктору, что он под моей защитой, что я готов отдать ради него всё, что невольно не подумал о том, что ему может быть неинтересно. Вампир едва заметно улыбнулся и погладил меня по руке, в которой я до побеления пальцев сжимал бокал:
– Всё хорошо.
Гора свалилась с моих плеч, и я осторожно улыбнулся ему в ответ. Как же мне было приятно смотреть на него и видеть жизнь в его глазах, в каждом его жесте и вздохе. Как упоительно было слышать его голос, чувствовать его тепло и ощущать, как радостно трепещет в его груди сердце! Первый год я бдил над его постелью, силясь вернуть его душу, я звал до хрипа и не мог думать ни о чём другом кроме него самого. Когда мне приходилось отрываться на политику, я чувствовал себя особенно несчастным и разбитым. Долгие часы, проведённые рядом с ним, бесстрастным и безразличным, выжимали из меня все соки, и сил порой не хватало даже на то, чтобы добраться до своих апартаментов, и я засыпал в кресле возле его кровати, держа его ладонь в своих руках.
– Ты думаешь о том, чему больше нет места в нашей жизни, – внезапно произнёс вампир, заглядывая мне в глаза. – Перестань.
– Прости, я всё ещё не могу поверить в то, что это не сон и ты не растаешь дымкой через пару секунд. – Протянув руку, я коснулся его щеки, огладил шею, приласкав, и мужчина блаженно зажмурился.
– Он хочет сказать, что ужасно соскучился и истосковался, – ухмыльнулся Аэлирн, который уже расправился с завтраком и теперь расслабленно попивал вино, любуясь нами. – А ещё хочет сказать, что он безумно нас любит. Но у него политика головного мозга, так что он не может выражаться высокопарно.