После работы и испытанного стресса всё было так вкусно, что Ольга ела, набивая рот, позабыв про мамины уроки этикета. Тётя, видя аппетит племянницы, всё подкладывала ей кусочки повкуснее.
После обеда расположились в тени черёмухового куста на разостланном брезенте отдохнуть.
- Васильевна, а что за шум был вчера на том же ягоднике?
- Ох, и не говори, Степан! Мало про меня в деревне всякую ерунду болтают. А тут и вовсе в кикимору превратили. Вы хоть про нынешний-то случай никому не рассказывайте, - попросила она.
- Не расскажем, - пообещал дядя, исподтишка показав Сашке кулак. - Кто тебя кикиморой назвал? Схожу разберусь.
- А и разбираться нечего, Стёпа. Так уж они перепужались, что пожалеть их надо, а не наказывать. Неладное это место, скажу я вам. Всегда на этом ягоднике со мной истории приключаются.
- Ты бы, Васильевна, нужду в кустиках справляла, чтоб никто не видел, так и историй меньше было бы, - проворчала тётка, переворачиваясь на спину и прикрывая лицо снятым с головы платком.
- Не ворчи, Надежда. Не специально же я это устроила.
- Конечно, не специально, только вот Оленьку к Марфе теперь надо вести, ладить.
- А это как? - с любопытством спросила та.
- Незачем ребёнка к этой чернокнижнице водить. Ещё порчу на девочку напустит, - поджав губы, сердито сказала Камарья. - Вы лучше ко мне приходите, я сама её на воск отолью.
- Много ты, Анна Васильевна, в этом деле понимаешь! - отвергла её предложение тётка.
Да поболе твоего! - вскочила со своего места бабка.
- Тише, чего загалдели? - прикрикнул на женщин Степан. - А ты, Васильевна, не уходи, лучше расскажи про ягодник. Может, и правда нам не стоит больше туда ходить.
- Сейчас всё расскажу. Косила я. Солнышко за полдень перевалило, и решила я передохнуть, а заодно и жимолости набрать. Она мне давление хорошо снимает. Вот так же, как сегодня, беру себе ягодку, а она сочная, спелая, давится в руках. Тут, как назло, мошка да комары, так и зудят, так и зудят. Видно, перед дождём. А мне полянка попалась - все кусты синие, жалко бросать. Я и ягоду собирала, и кровопивцев этих на себе давила. Пока с мошкарой воевала, платок уронила в кустах. Волосы растрепались. Хлещу я себя по лицу, а что руки синие от сока, и не подумала, так увлеклась. Конечно, картина, видно, была неприглядной, когда эта Матрёна-чернокнижница со своими внуками на меня вышла. Увидела меня и начала подвывать:
- Сгинь, нечиста сила, говорит, сгинь, кикимора, - а сама крестится и вся аж трясётся. Мало того сама напужалась, так и внуков переуродовала, дура старая. Как все трое заорут, и давай через кусты от меня ломиться.
- Баба Аня, ты после всего на себя в зеркало смотрелась? - давясь хохотом, спросил Сашка.
- А как же! Домой-то я пришла затемно, а когда свет зажгла и в зеркало взглянула, поняла, почему так Марфу в лесу-то проняло. Всё лицо от ягодного сока синее, а поверх кровь от раздавленных комаров, и волосы космами во все стороны торчат. Как есть кикимора.
Смех с новой силой грянул над станом.
Отдых длился недолго. Ушла Камарья, договорившись со Степаном, чтобы забрал её на обратном пути в деревню.
До вечера все были заняты работой. Зарод получился хороший, большой. Степан, когда вершил, только успевал поворачиваться, так разошлись его женщины во главе с Сашкой.
Солнце склонилось к закату, когда управились. Камарья уже сидела на лавке, поджидая всех.
- Чайку попьём и поедем, - предложила тётя, выкладывая на стол тарочки с молотой черёмухой, сметану и кулёк с карамельками. - Пододвигайся, Васильевна, - пригласила она старушку.
- Налей чашечку, чё-то я сегодня устала. Дома ещё корову подоить надо, - произнесла та, пересаживаясь поближе к угощению.
- А почему вы таким тяжёлым трудом одна занимаетесь? Сын не помогает, пьёт, наверное? - участливо спросила Ольга.
Над столом повисла мёртвая тишина. Надя со Степаном как-то виновато переглядывались, а Сашка, низко склонив голову, что-то колупал пальцем на столе.
Синие усталые глаза заглянули, казалось, в самую глубину души.
- Одна я, Оля. Нет у меня сыночка. На чужой войне его убили. Вместе со Стёпой призывались. Степана-то только ранило, живой вернулся. А мне Павлушу в цинковом гробу привезли. С тех пор одна.
Ольга растерянно глянула на дядю. Застарелое, задавленное горе плескалось сейчас в его глазах.