Энсель безнадежно вздохнул и ссутулился.
– Вы Правы. Теперь они скорее всего начнут охоту за мной – братом и наследником предателя.
– Именно этого я и боюсь. – Рис уставился под ноги, потом снова взглянул на Энселя. – Сейчас собирается заседание Совета. Нам хотелось, чтобы и ты присутствовал. Это поможет немного отвлечься от случившегося.
Глубоко вздохнув, Энсель расправил плечи и поднял голову.
– Я иду.
В киилле собрались остальные. Эвайн и Йорам, скрестив ноги, сидели справа от Камбера возле белой глыбы на помосте, В центре каменной глыбы покоился серебристый шар, бывший для огромного помещения единственным источником света, не считая четырех зажженных факелов в бронзовых подставках.
С момента прибытия Йорама и Эвайн они вместе с Камбером еще раз проживали смерть Дэвина, вспоминая короткую, но героическую историю его жизни, и искали скрытый смысл в том, что он узнал перед своей гибелью. Последнее подозрение Дэвина насчет непредсказуемого принца Джавана горько-сладким бальзамом лилось на их израненные сердца. Эвайн и Камбер всплакнули, но теперь слезы остались в прошлом. Йорам не уронил ни единой слезинки и не дал облегчения своей душе; оттого каждая клеточка его тела укрытого тяжелым михайлинским плащом, содрогалась от горя и злости. Его лицо, освещенное снизу, превратилось в маску, такую же холодную, как мрамор священного монолита.
Вскоре к Камберу и его детям присоединились Джебедия, Грегори и его сын Джесс. Все трое были измождены и мрачны, освещаемые багровым светом лампы, которую нес Джебедия. Михайлинец тихо сел справа от Йорама и потушил фонарь. Он понимал, как велико было горе Камбера от потери внука и юного, но многообещавшего единомышленника.
Но Грегори не сознавал глубины скорби троих. В нем говорил только гнев.
– Рис уже пошел за Энселем? – спросил он. Эвайн коротко кивнула.
– А Джеффрэй? – продолжал Грегори.
– Пока еще в замке, – ответил Йорам.
Немного смущенный краткостью ответов, Грегори уселся на свое обычное место между Йорамом и Эвайн, уперев руки в бока. Джесс молча занял место справа от отца.
– Мне очень жаль, – угрюмо произнес Грегори. – Я знаю, как смерть Дэвина поразила вас. Не хочу показаться бесчувственным, но меня интересуют обстоятельства. Алистер, ты видел, что случилось?
Камбер кивнул и протянул руку.
– Посмотри сам, – прошептал он, открывая ему сознание Алистера. – Мы потеряли и других, себе подобных.
Грегори, взявшийся за протянутую руку, вдруг отдернул свою, словно от раскаленного железа.
– Нет, не подобных нам! Они не из нашего числа! – Он резко мотнул головой. – Дерини – да, но… Джебедия рассказал мне кое-что из того, что случилось. Они похожи на тех негодяев, которые остановили тебя и Йорама на дороге этой зимой.
– Нет! – сказал Камбер. – Те были несчастные бездельники-мальчишки. А эти убийцы, целившие в принцев, кровавые мясники вроде тех, что покалечили Тависа О'Нейлла!
– По-моему, вы оба не правы, – резко прервала их Эвайн. – Те были дети-садисты, их никто не остановил, и они превратились в убийц, готовых уничтожить тех, кто, по их разумению, мешал вести привычную для них жизнь, и только одного они не смогли понять, что династия Халдейнов и те, кто ей служит, не враги.
Йорам был не согласен, но прежде чем возразить, напрягся всем телом, сдерживая себя:
– Насколько я помню, многоуважаемые регенты тоже, служат Халдейнам. Если наши юные скучающие соотечественники ищут виновников, почему бы им не обратиться к себе самим?
– Йорам, Йорам, желчностью ничего не добьешься, – вздохнул Камбер, снова протягивая руку Грегори. – Давай, Грегори, прочти. А потом посмотрим, останется ли в тебе сострадание к тем, кто стал причиной смерти Дэвина.
Грегори вошел в контакт, закрыл глаза и узнал все, что послал Алистеру Дэвин, все, за исключением самых последних секунд. Когда Грегори вышел из транса, его узкое лицо помрачнело. Реальность, открывшаяся ему, больно задела его отцовские чувства.
Мгновение он сидел, склонив голову на руки. От необходимости говорить Грегори спасло прибытие Риса и Энселя, Когда они поднимались на помост, юношу покачивало. Все встали, и в этом почти мальчике Камберу привиделся Дэвин. Вошедшие остановились слева от Камбера.
– Я бы хотел, чтобы этот день не был праздником святого Михаила, – запинаясь, произнес Энсель. – Я… – Он замолк и проглотил, подступивший к горлу комок, чтобы снова не расплакаться, потом, когда ему удалось восстановить некое подобие самоконтроля, поднял глаза на Камбера. – Епископ Алистер… – На мгновение в его глазах промелькнула нерешительность, и он продолжал:
– Я… Дядя Рис сказал мне, что вы были.., что вы…
– Прочти мои воспоминания, сынок, – пробормотал Камбер, протягивая обе руки навстречу внуку. – Давай же, – поторопил он, когда Энсель в нерешительности оглянулся на остальных. – Остальные знают, и ты должен. Он был твоим братом.
Когда Энсель установил контакт, Камбер опустил свои защиты Алистера и упрочил возникшую связь. Он не раскрыл юноше всей полноты своих чувств, потому что знал, что ни Энсель, ни Дэвин не хотели бы этого. И отдал все, кроме последней исповеди и вмешательства Камбера.
Когда Энсель вышел из транса, по его безусым щекам катились слезы. Камбер нежно обнял его, как прежде Рис, проверяя, чтобы на этот раз горе ушло. Юноша снова поднял голову, слез больше не было, осталась только память о человеке, который был его братом и отдал жизнь за дело, в которое они верили.
Все расселись вокруг мраморной глыбы в ожидании Джеффрэя. Вскоре он, разгневанный и печальный, присоединился к ним и тоже опустился на колени. Он поставил на глыбу рядом с лампой-шаром черный кожаный сундучок. Крышка его была запечатана золотыми крестами.
– Скорее я просто не мог, – в голосе Джеффрэя звучали горе и крайняя усталость. – Когда Дэвина привезли в Ремут, оказалось, что они еще не разобрались. – Он тяжело вздохнул. – Алистер, я должен выговориться, иначе забуду то, что осталось во мне, несмотря на злость и страх. Нам нужно все подготовить. Ты не позаботишься об этом?
Он придвинул черный сундучок, и Камбер стряхнул с себя оцепенение, во власти которого находился, и решительно потянулся за кубиками стражи, которые носил за поясом. Вынул знакомый мешочек из черного бархата, потянул и развязал пурпурный шнурок, как делал прежде тысячу раз.
Намеренно отвлекаясь от рассказа Джеффрэя, он вспомнил другое далекое время и другое место. До того, как они нашли киилль, и даже до того, как наверняка узнали, что любая из многочисленных способностей сложных фигур куба безопасна. Среди них были и самые обыкновенные, но ни разу они не пытались разбудить магические силы, запертые в очертаниях алтаря Грекоты.
Пустой мешочек Камбер на всякий случай заткнул за пояс и, по очереди вынимая кубики из кучки, стал выкладывать фигуру на мраморной глыбе. Гладкость и прохлада магических тел несколько успокаивали разбушевавшиеся в нем страсти.
– Что было в Ремуте, Джеффрэй? – опросил Джебедия. Джеффрэй глубоко вдохнул, словно стараясь набраться сил и решительности.
– В плен взяли четырех живых пленников, все они были дерини. Вам наверняка знакомы их имена. Один умер прямо на допросе, когда лорд Ориэль коснулся точки смерти.
– Ориэль? – воскликнул Рис. – Он помогает регентам?
Джеффрэй кивнул.
– Алистер и Джебедия долгие годы предупреждали нас, что дерини встанут против дерини, теперь именно это и происходит. Я не хотел верить слухам, ходившим при дворе, но видел это собственными глазами. Регенты создают предателей. В случае с Ориэлем они держат в заложниках его жену и крошку-дочь. У меня нет оснований надеяться, что это единственный случай.
– О, Господи, – прошептал Йорам. – И Ориэль сдвинул этот смертельный рычаг, зная о нем? Он намеренно убил человека?
– Не совсем. Тавис сначала нашел его и предупредил регентов, что случится. Он же назвал регентам имена убитых и захваченных нападавших, кроме того, который сбежал, а потом они привели Ориэля проверить Тависа. К чести Ориэля, он делал это не по собственной воле.