— Сколько ты смог воспринять?
— Почти все, но, конечно, не с той интенсивностью. Ну, что ты об этом думаешь?
Райс промолчал, а Камбер покачал головой.
— Я тоже не могу сказать, что это. Нам нужно обсудить этот вопрос с остальными. Но если нам удается воспринимать это даже тогда, когда Синхила нет рядом, неудивительно, что вам с Джоремом не удалось проникнуть сквозь его защиты, когда вы похитили его из аббатства. Я даже удивляюсь, что ты смог заставить его потерять сознание, когда мы впервые встретились с ним.
— Тогда я просто застал его врасплох. Он был возбужден, но о себе не думал, и его защиты были сняты, — ответил Райс.
— Сегодня во время службы защиты тоже были сняты. Он был очень возбужден, так как знал, что рано или поздно ему придется отказаться от своего пути священника.
Камбер покачал головой.
— Нет, не так. Просто в нем есть способность создавать защиты во время сильного напряжения, причем он сам не сознает этого. Представляешь, каких результатов можно достичь, если научить его управлять своими силами? Ведь он тогда сможет делать все, что делают Дерини, хоть он и человек… С таким могуществом он сможет быть королем и для людей, и для Дерини.
— Для Дерини? Но для этого ему нужно быть Дерини, — возразил Райс. — Лучшее, чего мы сможем ждать от короля-человека, — это терпимость к Дерини.
— Нет, подожди. Конечно, он не Дерини, Райс. Но он и не просто человек. Мы всегда считали, что наша раса выше человеческой, а может, она не выше, а просто другая. А в таком случае мы можем наделить Синхила могуществом Дерини.
— Но это невозможно…
— Конечно, сделать его настоящим Дерини невозможно, но можно наделить его могуществом и способностями Дерини. И ты должен признать, что если нам удастся это, то ему будет гораздо легче победить Имре.
Райс задумался, поджав губы.
— Я не думаю, что это возможно. Когда мы начинали, мы основывали нашу стратегию на поддержке людей, на том, что Синхил — последний живой представитель королей, трон которых был узурпирован династией Фестилов, что Синхил — человек, который выступит против Имре, являющегося символом жестокости Дерини.
— Но неужели ты не видишь, что может возникнуть другая опасность? — настаивал Камбер. — Если ты поднимешь людей против Дерини, то может начаться обратная волна преследований и убийств, подобных которым мы еще не видели. Но ведь только несколько Дерини ответственны за все то зло, которое было причинено за восемьдесят лет. Мы должны знать, что поднимаем восстание против одного Дерини — Имре и его помощников и прихлебателей, а не против Дерини как расы.
Райс тихонько присвистнул.
— Я понял, что ты имеешь в виду. Если Синхил будет королем-человеком и будет обладать могуществом Дерини, он может свергнуть Имре и восстановить правление Халдейнов с минимальным кровопролитием.
Камбер кивнул.
— Синхил, король-человек с могуществом Дерини, объединит наши расы, вместо того, чтобы разжигать межрасовые распри, репрессии одной расы против другой.
— А мы все время считали, что подготавливаем простои переворот, — наконец сказал Райс после того, как весь смысл сказанного дошел до него, — я всегда подозревал, что все не так просто, как кажется.
— Конечно, — согласился с ним Камбер. — Но подожди, я сейчас тебе расскажу, что еще совершил Имре.
ГЛАВА XVII
Вдову, или отверженную, или опороченную, или блудницу не должен он брать; но девицу из народа своего должен он брать в жены.[21]
Но последнее деяние Имре, насколько могли знать Камбер и Райс, было мало похоже на предыдущие, хотя оказалось не менее жестоким и угрожающим. Через четыре дня после уничтожения штаб-квартиры михайлинцев Имре посчастливилось схватить Хамфри Галларо — священника-Дерини Ордена.
Он был схвачен в монастыре Святого Неота, убежище гавриилитов, и под усиленной охраной немедленно отправлен в Валорет, причем в течение всего трехдневного пути ему не давали есть и спать, Через полчаса после его прибытия в столицу о пленнике доложили Имре. Король тут же покинул сестру и своих друзей, с которыми проводил время, и бросился в подвал, где находился священник.
Коул и Сантейр были уже здесь. Коул судорожно стискивал усыпанную драгоценными камнями рукоятку кинжала, подаренного ему Имре, а Сантейр тихо беседовал с капитаном охраны.
Сам пленник клевал носом в тяжелом дубовом кресле, а один из охранников, стоявший рядом, приводил его в чувство сильными толчками. Пленник тупо смотрел на влетевшего в комнату Имре, и, когда охранники подняли его на ноги, королю показалось, что пленник потерял сознание.
Имре сделал знак охранникам, чтобы они отпустили руки священника. Тот пошатывался на ногах под пронзительным взглядом короля.
Хамфри Галларо не производил внушительного впечатления, как часто бывало с теми, кто избрал для себя религиозную жизнь, полную самоограничения и самоотречения.
По его внешнему виду и одежде можно было заключить, что он простой деревенский священник.
Имре с неудовольствием отметил, что Хамфри одет не в традиционную сутану михайлинцев. Очевидно, он пытался таким образом скрыться от солдат короля и от заслуженного наказания.
Однако по-настоящему оценить этого человека можно было по его глазам. Эти глаза спокойно встретили взгляд Имре, они были уверенными и спокойными, какими бывают только глаза тренированных Дерини.
Имре попытался считать его мысли, но это ему не удалось. С угрюмой улыбкой он предложил священнику сесть.
Король с благодарностью кивнул солдату, который тут же принес ему кресло. Король сел, в упор глядя на священника.
— Давай без формальностей. Ты — Хамфри Галларо, Дерини из Ордена святого Михаила. Хоть ты и одет по-другому. — Он не сводил глаз с Хамфри. — Кто я, ты, вероятно, знаешь.
— Ваша милость хорошо осведомлены.
Священник говорил подчеркнуто равнодушным тоном.
— Ты знаешь, зачем тебя привезли сюда?
— Я знаю только то, что ваши солдаты разрушили убежище в святом Неоте, чтобы схватить меня, — ответил Хамфри, — а также то, что мне не давали ни есть, ни спать все три дня со времени ареста. Могу я спросить, почему?
— Нет, не можешь. Скажи мне, разве михайлинцы всегда используют убежище гавриилитов?
— Конечно, нет. Просто настоятель монастыря святого Неота был моим духовным наставником до того, как я вступил в Орден михайлинцев. Я просил его о помощи.
— Ясно.
Имре долго изучал лицо священника.
— Я полагаю, ты скажешь, что ничего не знаешь о том, что твой Орден объявлен вне закона, что все твои братья скрылись в убежище, что я приказал разрушить все замки Ордена, пока ваш генерал-викарий не придет с повинной.
— Я скажу только, что ваши слова очень удивили меня, — мягко ответил Хамфри.
Имре смерил глазами щуплое тело священника, затем взглянул ему в лицо. Гнев искривил его губы.
— А ты знаешь, что ты будешь казнен как предатель?
Лицо Хамфри побледнело, руки, сжимавшие подлокотники кресла, напряглись, но его волнение больше ни в чем не проявилось.
— Я нахожусь под защитой церкви! — прошептал он.
— Коул!
Король повернулся к своему советнику, который молча стоял рядом и слушал. Коул выдвинулся вперед и скрестил руки на груди.
— Когда до архиепископа Энскома дошел королевский указ, он объявил, что все михайлинцы находятся под защитой церкви. Но, к несчастью для архиепископа и для любого михайлинца, попавшего в наши руки, мы не будем докладывать об этом Энскому. Он не будет знать об этом, как не знает, что ты, Хамфри, наш гость. И он никогда не узнает этого.
— Весьма прискорбно.
— Для отца Хамфри, конечно. Но если мы получим от него кое-какие сведения, то его можно будет выпустить…
Его глаза, устремленные на Хамфри, похолодели, когда он заметил на лице священника негодование. Он резко наклонился к михайлинцу, положив руки на подлокотники, и заглянул в суровые карие глаза.