Кое-какие шаги по изготовлению меча — спасителя Британии кузнец уже предпринял. А именно, позаботился о сырье. Пока сида болела, он поговорил с одним из ирландских друидов, который сам был не чужд огненному ремеслу. И добился своего: тот согласился послать за железом из древних друидических закладок, куда более старых, чем время жизни человека. Дюжина дюжин лет это будет или малость постарше — неважно. Важно, что в Камбрии лучшего железа не сыскать! За древнее железо друид просил лишь одного — присутствовать при изготовлении клинка, и Лорн неохотно согласился выполнить это условие. И через три дня после завершения навигации получил сверток с изъеденными ржавчиной крицами.
Но, прежде чем переводить на окалину драгоценный металл, следовало отработать технологию.
А потому Лорн ап Данхэм загнал бьющееся в груди «Пора!» на обочину сознания. Да, сида принесла два славных ремесленных способа. Но именно он, Лорн, должен придумать лучший — третий. Первый дает достойную и дешевую вещь. Второй — дорогую и отличную. Третий должен произвести чудесную. Лорн задумался. Надолго. Следующую плавку он начнет только через три дня, в строгой тайне. Взяв для нее одну из своих двадцатилетних закладок.
Немайн зашла «со второго утра» посмотреть на сына — да так и осталась. Не удержалась, взяла на руки. Даже в походе всегда старалась держать на руках — и только если передние конечности были уж очень нужны свободными, совала в скрученную из плаща переноску. Маленький сыт. Следовательно, спит, но почему не побаюкать? Нет, открыл глазеночки. Чует мать? Ей так мало приходится бывать со своим сокровищем!
Нарин нашла себе дело снаружи, спросилась и вышла. Краем сознания сида понимала — за время ее болезни та заново привыкла к ребенку. Которого сама и родила, но по странному стечению обстоятельств подарила рыжей и ушастой. Так что теперь числилась в кормилицах, матерью же считалась Немайн. Приемышей и родных детей в Камбрии различать не принято — и этот обычай славно лег на отчаянное детолюбие сидов.
Так что издевательством это не было. Так, озорство. Захотелось почувствовать, как это — быть матерью не по обычаю, а на деле. Причем — очень-очень. Снова инстинкт… Накатывало и раньше. Но всегда находилось срочное дело или свидетели — стыдно же! И наряд особо не позволял — разве если раздеться до рубашки. А на этот раз Немайн надела новенькое верхнее платье с ненавязчиво осуждаемым церковью разрезом чуть не до пояса. За который молодые замужние валлийки упорно продолжают держаться. И будут, видимо, аж пока пуговички не изобретут. Дэффид на эту обновку нахмурился было, но Глэдис на ушко пошептала — и как рукой сняло. А вот до сиды только и дошло, для чего эта похабщина. Детей кормить.
Нижнее платье и рубашка соответствовали.
Немайн крутанула уши взад-вперед. Вроде никто поблизости не топает. А одежку в сторону сдвинуть — одно короткое движение. Доставать или высовывать в разрез нечего. Если верить Сущности-А — пока.
Толку, разумеется, не было. Но мир вокруг выключился. Радость была почти такая, как тогда, когда маленького подарили. Радость сквозь боль — грудь-то и так ноет, а тут еще мусолят.
А раз мир выключился, то и закончилась эта радость стыдом и краснением.
— Так, — над Немайн возвышалась ученица. Грозная, красивая. Сильная.
— Нне-э-эт. Все хорошо. Ой!
— Вот об этом я и хотела с тобой поговорить. Не как ученица, а как лекарка. Я заметила, ты последнее время грудь часто трогаешь. Болит? Наверное, не в первый раз маленького кормить пробуешь?
— Я-а-а…
Вот и не верь после этого сказкам: сида явно хотела соврать, да дыхание сперло.
— А чего стесняешься? Не девочка, с чужим дитем забавы ради не балуешься. Твой он, твой. А ты ему мать и грудь дать должна. Тем более что молоко у тебя пойти может. Не знаю, как у вас, сидов, а у людей всякое бывает. И что нерожавшие девушки детей грудью кормят — тоже. Так что — продолжай. Ничего зазорного, только правильное. Погоди, зачем я сюда шла?