— Как это — вылупилась? — заинтересовался мёртвый композитор. Он как-то незаметно сменил жреческий балахон на привычный фрак. — Вы же не птица…
— Это целая история. Если коротко — был человек, неплохой, смею надеяться. Он заболел, потерял сознание — а вместо него появилась я. С его памятью — но другая.
— А-а. Ну, это нормально, — успокоился призрак. — В сущности…
Немайн дёрнула ухом.
— …это с нами происходит каждое утро. Один человек засыпает, другой просыпается.
— Это не то.
— Любое подобие не отражает полностью свойств объекта… Простите великодушно, но, пообщавшись с немцами, поневоле станешь дрянным философом! А почему вы говорите «он»?
— А это был мужчина, — а про подобие и объект он бы лучше Анне растолковывал, уж кто-то, а лучшая ведьма королевства в подобиях разбирается! Вот бы свести. И послушать разговор!
— Даже и так? В таком случае, должен вас порадовать — если вы и были безумны, то выздоровели. Что-то, конечно, осталось, что-то остаётся всегда, но и это вам на пользу. Припомните-ка оперных героинь. Взбалмошные экзальтированные особы, повинующиеся не разуму, а чувствам. Иные на грани безумия, иные туда соскальзывают… В наше время это принято играть — так вам будет попроще.
Немайн хмыкнула.
— Ну вот уж Норму я точно сыграть не смогу. Убить детей…
— Она же не смогла убить!
— А я не могу даже подумать!
Церемония закончилась.
Одна из жриц со снопами обернулась, откинула капюшон, разлив по плечам чёрное золото прямых волос. Просияла. Какие у неё глазищи!
— Я — это ты!
— Нион? Луковка? Ты куда исчезла?
— Ты знаешь! Ты всё знаешь. Но тут всё сложнее, чем я думала. Я трусиха, моя богиня.
— Я не богиня.
— Я знаю, но я привыкла. А что обещала — сделаю! Я боюсь и топи, и стрелы, и снова топи — того, что меня туда бросят по приказу друидов. Но я всё сделаю!
— Возвращайся, Луковка, — предложила Немайн, представившая, как маленькая и неприспособленная Луковка пытается проповедовать язычникам. Одна-одинёшенька. Да с её характером. Как бы не вышло первой в Уэльсе мученицы. — Мне ты ничего такого не обещала. По крайней мере, я не принимала твоих обещаний. Или, хочешь, я пошлю тебе охрану? Желающие найдутся.
— Никого мне не надо, кроме тебя, — не согласилась Нион, — а ты со мной всегда. Я всё сделаю, только, может быть, не очень быстро. И к тебе вернусь. Обязательно. Во сне или наяву, живая или мёртвая… Ведь я — это ты!
Серебряный смех… Немайн раньше и не замечала, что Нион выше ростом! Какая-то была маленькая, беззащитная — а вот выросла, вдруг и сразу. Хотя — маленькой Нион казалась до болезни-обновления, тому, кем Немайн тогда была. А теперь всё выглядит таким, каким и должно быть…
Нион стоило как следует отругать — за то, что ввязалась в авантюру до выздоровления Немайн да в одиночку, но — роща сменилась дымчатой тьмой, пророчица и старик-композитор исчезли, а вместо щебета птиц и шума разговоров раздался ровный, немного механический голос:
— Говорит Сущность. Сообщаю о вашем текущем балансе свершений. К настоящему моменту они составляют одну целую, шестьдесят две сотых доли процента от необходимого для обратного переноса.
И на этот раз, прежде чем крутящаяся тьма утянула сиду в глубокий сон без сновидений, Немайн успела выкрикнуть:
— Да пошли вы со своим обратным переносом! Лесом, полем да торфяником!
* * *Лорн ап Данхэм любовался на свою работу. Только что закалённый меч тускло сверкал, как рыбья чешуя. Триумф омрачало только одно — скоро такую же красоту сможет изготовить любой грамотный кузнец. Раз идею высказала сида, то о том, как делать такие мечи, будет знать половина Камбрии. Не признаёт богиня тайн мастерства. Чужие уважает, но свои — выбалтывает. Хотя — нет, не выбалтывает. Наверняка гейс на ней такой, мистическое обязательство. Ведь за тысячи лет всё, что ни напридумывала — людям раздарила. Так что и сварной клинок в руках — просто первый. А скоро их будет больше.
Не намного больше. Всех пока радует сталь — и то, что из новой печи её выходит много. Лорн припомнил — с другими мастерами сида говорила о ремесле, и они охотно поддакивали, когда Немайн рисовала подобия мельничных жерновов — для заточки литых да грубо прокованных заготовок. Всего несколько бесед — и стало ясно, что римляне всё-таки получат не секиры, как изначально договорился Дэффид, а старые добрые гладии. Уродливые короткие пыряла, близко не приближающиеся к благородным листовидным формам — но прочные и острые. А баланс обеспечит рукоять.