— Вот видите, преосвященный, тридцать три минус двадцать пять — восемь. Ровно по закону.
Немайн вспомнилось: «На эти два процента и живу». От реальных вложений-то выходит совсем не восемь процентов, а все тридцать три. Уши дёрнулись. Эмилий чуть расширил глаза. «Не выдавай». Немайн не выдала. На деле, и треть от оборота для военного поставщика — процент божеский.
— Клан бы заплатил, — вздыхает Ивор. — Только у нас денег столько нет. И у остальных нет. Скотом разве. Хранительница, мы у тебя в долг возьмём, а? Понимаю, что грамотки. Да их же берут не сильно хуже серебра.
Начался привычный деловой разговор: обеспечение, сроки… Смахнув песок с подписанного договора, Немайн завела речь о предстоящем походе.
— Люди не обязаны идти дальше. Но — нужно. Если Хвикке не добить сейчас, они оправятся. Быстро. Уже на тот год саксы с континента вновь Гвент на зуб попробуют. А если их пропустят?
— Дрянные дела выйдут, — согласился Ивор. — Хотя Артуису тогда не жить. Значит, навестим Хвикке? Добро. С них есть что взять.
— Взять мало. Нужно остаться. Для этого — не дать собрать ополчение. Каждый час на счету, а что творится с большой армией — видишь. Выхода нет, придётся сунуться малой. Это риск. И всё-таки я бы хотела, чтобы люди на него пошли.
— Прикажешь — пойдут, — хмыкнул Ивор. — А позовешь — тем более. Даже нехотя! После твоей песни… Знаешь, даже при Кадуаллоне никто не видывал такого количества улепётывающих саксов одновременно. И хоть пела ты — дрались все, и победа вышла общая. И никому не захочется терять причастности к победе. Позови их, Немайн. Пообещай славу — на века, как у рыцарей Артура. Пообещай добычу…
Стукнул кулаком по колену. Дёрнул вислый ус. Всё выходило верно, да не совсем. Слава, добыча… Это говорят всегда и все! Конечно, если скажет Неметона, слова выйдут весомей. Но и этого может не хватить.
— Вот есть ещё что-то! Чую, но прямо сказать не получается. Начну-ка издалека. Последние годы жить стало как будто чуточку тяжелей. Много парней в город уходит. А те, что остаются, землю так уже не любят. Почитай, все хозяева из молодых лишний урожай берут. А земля такого не любит, может и родить перестать, как под саксами. Я, конечно, ворчу — как на меня отец ворчал, но… Если внуки в них пойдут, не прокормимся. Земля им нужна. Новая. Жирная, равнинная. Которую можно пахать — а не только бороновать. Ради которой не нужно копать каналов. Которую не нужно разбивать на клетушки изгородями. Луга, на которые можно выгнать скот — а не окашивать осторожно, боясь повредить. Ленивая земля за Северном! Вот это им и скажи.
Тут неожиданно встрял Эмилий.
— А ещё прибавь, что настоящие парни, ввязавшись в драку, доводят её до конца.
Немайн осталась единственной в шатре, кто не заметил восхищённого взгляда Эйлет. Сам римлянин не увидел — спиной почувствовал. Отчего только шире развернул плечи. Вот это сида уловила. Что ж. Человек, в одиночку удержавший стратегическую переправу, заслуженно гордится подвигом. Для купца он ещё скромен. Но решение — неплохое. Гленцы люди основательные. Довести дело до конца для них веский довод.
Что хорошо. Немайн совершенно не хотелось звать и вести за собой. Нет уж. Пусть каждый знает, на что идёт. Возглавлять, организовывать, руководить — пожалуйста. А если в ряды затешутся слишком уж восторженные идиоты, рассчитывающие на песенки богини, а не на собственные копья да топоры — она их повычистит. Не то, ненароком, нормальных погубят.
Немайн довольно потёрла руки. Как работать с людьми малыми — увидела, теперь следовало приниматься за великих. И первым — за Гулидиена. Как-никак, почти сюзерен. Надобно навестить. Провести по итогам боя военный совет. Начистоту, среди своих — без соседей, не всегда любимых, да непременно беспокойных.
Увы, король был зол и маловменяем. Ожидал, что Кейндрих, примчавшись, повиснет на шее. Не случилось. В результате — страдания. И все мысли — совершенно не о том. Честно пытался сосредоточиться на военных делах — не получилось. Мимо, как сквозь вату, проскакивали отрывки фраз. «Армия не готова к быстрому выступлению». «Но хоть часть». «Ирландцам досталось…» Тут Гулидиен тряхнул головой и подтвердил: тяжелейшие потери и наибольшая слава в сражении выпали на долю лёгкой пехоты и первой линии копейного строя. Так что пусть ступают по домам: долг свой исполнили. От всей последующей добычи всем, кто вернётся теперь — и выжившим, и семьям павших — определить половинную долю. Потому как во всех будущих победах будет и их слава, и их риск. Легат-ирландец, ещё вчера не ожидавший, что командование гленскими Десси свалится на него, молча кивал.