Ивор в раздражении дернул ус.
— Да откуда ж мне знать эти цвета!
— Так она же их, наверное, носит!
Ивор попытался припомнить, что было надето на сиде во время осады. Ряса, точно. А цвет — и не поймешь, какой. Буро-синий, почти черный… Ну, и все. Еще, кажется, всаднические сапоги, которых она не жалеет, по грязи ходит. Так и сказал.
Фермер поскреб небритый дня три подбородок.
— Жена! — позвал.
— Чего тебе? Пироги сгорят!
— Не помнишь, чего на сиде было? Когда она к нам на Неметону заезжала?
— Когда заезжала — ряса. Не пойму даже, какого колера. Темная. А когда выходила в бой — оба платья белые, оба, кстати, верхних. Без вышивки… Ох, ну вот подгорели, точно… Алан, а ты у младшенькой куклу Неметоны посмотри. Она ее точно как сиду и одела!
Легко сказать — возьми посмотри. Куклу-Неметону с женской половины выносят редко, да с церемонией. Одно хорошо — с обрядом управилась младшая дочь фермера. Никого отвлекать от работы не пришлось.
— Вот, — сказал глава семейства, — А до того, как Немайн к нам заехала, сладу не было. То ли во младенчестве перебаловали, то ли еще чего… А теперь серьезная. Вырастет — ведьмой будет, точно.
Ивор между тем разглядывал куклу. Да, вся в белом. Алый плащ — это общее, воинское, она тогда на королевской службе была. Ну и какой вымпел приспособить к копью? Хотя… На белой накидке чернели нарисованные углем кресты.
— Это что? — спросил Ивор.
— Это мне рассказали, — сообщила девочка.
— Что рассказали?
— Что Неметона пелерину вышила. Вот так.
Ивор дернул ус.
— Белое с черным, — протянул он, — а хорошо. Ни у кого такого сочетания нет. А у нас, значит, будет. Ну, а не понравится ригдамне — поменяем!
Так что в Кер-Мирддин он въезжал уже едва не как посол сопредельной державы. Не удержался, надулся индюком. Вышло бы сущее посмешище — да первые же минуты поисков Немайн спесь поумерили. Хуже того — минуты плавно перетекли в часы — а поймать только-только вставшую с одра болезни сиду никак не получалось. Уж больно шустрая! Куда не сунешься, один ответ: да, была, уже ушла, даже убежала. Не перепутаете: зеленое с желтым платье, белая пелерина с премиленькими черными крестиками… И главное: уши.
Но самое большее, чего достиг несчастный посол, было лицезрение ригдамны издали. Едва завидев сиду, чуть дар речи не потерял — если при осаде ригдамна скорее напоминала монахиню-аббатису, то теперь это была хлопотливая хозяйка. Немайн металась по городу, и откровенно пыталась быть в трех местах одновременно. Ярко-зеленую молнию было трудно не заметить и совершенно невозможно догнать. После нескольких попыток Ивор догадался — очередное волховство.
Перехватить отца сиды, Дэффида ап Ллиувеллина, оказалось вовсе невозможно — вот усыновил человек ту, кого до Христа почитали за богиню — так и сам стал чуть не небожителем. Одна слава, что землю топчет — а поди поймай! Хуже, чем МЛАДШАЯ дочь.
А потому Ивор вздохнул, да потопал прямо в «Голову Грифона», справедливо рассудив, что уж домой к маленькому сыну Немайн непременно вернется. Ивор ошибся. То есть сида, конечно, вернулась — ближе к полуночи, только для того, чтобы провозгласить на пороге:
— Харальд, меня нет! Ни для кого…
И пробежать на хозяйскую половину.
Когда Ивор изложил дело бородатому иноземцу, явно состоящему у сиды на службе, тот только плечами пожал:
— Так она спит. После болезни устает быстро. Так вот до кровати добежит и свалится. Часа четыре поспит — и снова свеженькая… Так и живет: у нас один день, у нее два. Ничего. Раз дело важное, так ты ее подожди. Проснется вечером, дела у нее особого не будет: все еще спят. Ну, разве маленький проснется, с ним повозится. А там спустится перекусить. Тут-то ты и разговор заведешь.
Харальд не учел одного: проголодавшейся сиде печенку — последнее время вкусы Немайн полностью совпадали с епископскими — Гвен, заботливая сестра и главная повариха заезжего дома, велит принести прямо в постель. А ученицы, привыкнув к странному режиму, тоже спать не будут. Вот и получатся этакие посиделки — то ли вечерние, то ли ночные. Потом заорет маленький, Немайн устроит его у себя на коленях.
Эйра будет вызванивать на арфе шотландскую колыбельную, Анна — грызть тыквенные семечки, приготовленные по божественно расточительному рецепту: жареные да соленые. Это прямо сквозь шкурку! Когда половина, если не больше, дорогущей соли отправляется свиньям — вместе с шелухой.
Разговор при этом шел такой, что, услышь его Ивор, решил бы — заткнуть уши от греха. Обсуждали, во-первых, невесть куда исчезнувшую пророчицу, как раз голосом сиды и говорившую, а во-вторых — свежее ведьмовство. С пророчицей всем все было ясно, для учениц она свинюшка неблагодарная, а сиде — дите неразумное, но в своем праве: ну, пришла, так ведь не гнали. Вылечилась сама, помогла ухаживать, когда сама сида слегла. Квиты! Ученицы сразу подхватились и стали допрашивать Немайн: что она прочитала в Луковке, да куда та подалась, но сида молчала. Перешли на ведьмовство, понятней, а оттого и интересней. Да и сида охотно о нем шепталась. Даже удивлялась, что ученицам оно показалось несложным. Впрочем, таким на деле и было, представляя собой работу с примитивным нивелиром. Хороший студент на практике за пару дней освоит. При этом у не отягощенных искусом калькулятора и уже вполне постигших искусство вычисления арабскими цифрами в столбик учениц особых проблем сама процедура топографической съемки не вызвала.