– Это мы еще посмотрим, – Шэрон обнял ее рукой за плечи. – Давай зайдем в кафе, в котором я работаю. У меня перерыв, поэтому все равно нужно будет вернуться.
– Без разницы, – Эльза скинула руку с себя и ткнула пальцем парню в бок. – У тебя есть время, пока мне не станет скучно.
– И как скоро тебе станет скучно? – юноша потирал ушибленное место.
– Зависит от тебя.
– И что дальше? – они задели за тем столиком, за которым несколько дней назад Эльза сидела с Элией.
– Будем разговаривать, – Шэрон сидел напротив, но взгляд постоянно метался в поисках чего-то. Казалось, что ему это вовсе не нужно было.
– Ты даже не смотришь на меня, – он остановил взгляд на девушке и самодовольно улыбнулся.
– Тебе нравится привлекать мое внимание?
– Да, иначе нет смысла в беседе, в которой у собеседников нет друг к другу хоть какого-то интереса.
– То есть у тебя ко мне есть интерес?
– Интереса с одной стороны вполне достаточно. Но если у обоих сторон его нет, тогда лучше закончить это.
– Расскажи о себе.
– Мы что на собеседовании? – Эльза вопросительно подняла бровь.
– Ладно. Чем ты занимаешься, помимо живописи?
– Тебя правда это интересует?
– Если я спросил, значит, интересует, – его выражение лица было серьезным, и неожиданно Эльза почувствовала что-то, чего не было раньше. Ей хотелось разговаривать.
– Всему понемногу. Что найду интересным, тем и займусь.
– Расскажи о своей семье, – девушка посмотрела Шэрону в глаза, словно переспрашивая, нужно ли ему это знать.
– Моя мать – самовлюбленная женщина, которая делает все ради себя. А брат, воспитанный нарциссом, сам стал таковым, – Эльза подумала, что тянуть не стоит. Лучше говорить прямо и сразу, нежели водить вокруг да около. Шэрон продолжал слушать, – Ты уверен, что твое желание остаться со мной после моего рассказа, не исчезнет? – она спросила это не из желания, чтобы он сказал «да», она хотела увидеть в его лице сомнение.
– Я не могу сказать точно, – честно признался он. – Об этом я смогу судить лишь после.
Девушка вздохнула и отвернулась в сторону окна. С чего начать, она даже не задумывалась. Она задумывалась о том, почему хочет ему это рассказать. Что родилось внутри нее, что заставило желать с ним говорить?
– Манар никогда не был для меня братом, если говорить о семейных узах. От одной только мысли, что у нас с ним в жилах течет одинаковая кровь, меня тошнило, – она стиснула зубы, погружаясь в воспоминания, которые у нее остались. Многие мозг просто постарался стереть, чтобы сохранить разум, – Но я ничего не могла с этим поделать. Я всего лишь была ребенком. Если я скажу, что он бил меня, что ты ответишь? – у парня дрогнула рука, когда он услышал вопрос, – Он меня бил жестоко, чтобы просто успокоиться. Иногда ремнем, иногда ложкой для обуви, а, когда у него совсем нет настроения, мог взяться и за провод, чтобы синяки точно оставались, – она усмехнулась, снова посмотрев на парня.
Шэрон ничего не мог ответить. Он был слишком потрясен ее словами. Это было не тем, что он ожидал услышать. И Эльза это прекрасно понимала. Она понимала, что в обычных семьях нее принято так отзываться о родственниках, ведь они – семья. А семью любить нужно любой, какой бы она ни была. Но вот только Эльза родилась в совсем другой семье.
– Он был достаточно жестоким человеком. Однажды я лежала на полу, он бил меня ремнем, чтобы снова выпустить пар. Тут он сел, чтобы отдохнуть, ведь прилагал почти все силы. И я поднялась и сказала: «Я в этот раз даже не заплакала». А это его только разозлило, – она наблюдала за меняющимся выражением лица Шэрона. – А мать ничего не знала потому, что Манар меня запугивал, что мне будет еще хуже. Но и эта женщина не такая добрая, как может показаться. Она кидала в меня кружку от того, что не убрала ее со стола. Мне было десять, когда она добивала мой телефон шваброй из-за того, что полы помыла не с первого раза. Ты доволен?
Шэрона смотрел на Эльзу, но не мог сказать ни слова. Он редко встречал людей в подобных семьях, но, на самом деле, никто об этом не распространяется. «Хорошие дети» должны любить своих родителей, а потому никогда об этом не расскажут.
– Я… очень сожалею, что у тебя было такое детство.
– Мне не нужна твоя жалость, – произнесла она, а глаза будто говорили «как и все, что ты можешь предложить».
– То, с чем ты столкнулась, не делает тебя плохим человеком, поэтому..
– Я знаю это, – снова она перебила Шэрона, и он не знал, что тогда вообще говорить. Он опустил глаза на стол. – Ты ответишь на мой вопрос?
Шэрон видел ее взгляд, и почему-то только сейчас, понял, что неважно, каким будет его ответ. Эта девушка все равно не хотела идти ему на встречу. Единственным отличием будет только то, что она ему скажет.