Побежав с табелем оценок к своей матери, которая находилась на работе, она думала, что мама, наконец, сможет рассказать что-то, за что ей не будет стыдно. Но придя к ней, женщина даже не пустила ее внутрь.
– Ты что позоришь меня? Совсем что ли приходить с такой башкой ко мне на работу? – шикала женщина на своего ребенка.
– Но ты же разрешила мне…
– Да, но я не говорила «показывайся всем на глаза», – она начала подниматься по ступенькам в здание. – Я сброшу тебе ключи, поэтому не входи даже.
– Хорошо… – обида сжала в руках табель, ради которого девушка отдала все свое время с зимы до этого момента.
Она услышала, как недалеко что-то звякнуло. Это были ключи от дома, которые мама скинула ей. Девушка взяла ключи и направилась домой. Тут она увидела мусорный бак. Еще раз, посмотрев на табель, она решительно бросила его в скопление мусора. И ради чего она так старалась?
Эльза открыла глаза – все тот же потрескавшийся потолок. Почесав голову, она поднялась с кровати и направилась в ванную комнату. Этот сон, который она сейчас видела, совершенно таковым не являлся. Когда-то это все происходило наяву.
Эльза всегда училась плохо, поэтому думала, что если она сможет хорошо сдать экзамены, то угодит своей матери. А потому ждала в этот раз много любви со стороны Линетт. Любовь – ее способ воспитания. Поступаешь, как ей нравится, она тебя любит, а если нет, то наоборот. Эльзе было очень сложно свыкнуться с мыслью, что ее мать использует любовь как награду и как наказание, но если яблоко назвать персиком, оно от этого не измениться.
Где-то с кухни слышался шум – Линетт еще не на работе. Скорее всего, она протрезвела, а потому будет пытаться извиниться, хоть ничего совершенно и не помня. Эльза вошла на кухню и увидела блины на тарелке – единственное, что она могла придумать. И так каждый раз.
– Доброе утро, Эльза, – она подошла и поцеловала девушку в щеку, та затаила дыхание, – Садись, – она отодвинула стул, приглашая на него. Эльзе стало тошно от этого притворства, но спектакль нужно продолжить. – Я понимаю, что вчера вела себя не очень хорошо…
– Ты даже не помнишь, – перебила Эльза.
– Да, но я уверена, что что-то я сделала потому, что пить я не умею.
– Тогда не пей больше, пожалуйста.
– Но ты же понимаешь, что сейчас мне очень тяжело на работе, поэтому это меня расслабляет.
– Да, я понимаю, – Эльза взяла один блин с тарелки и откусила его. – Спасибо.
– Не за что, моя дорогая, – Линетт посмотрела на время. – Мне нужно торопиться, поэтому я ушла. До вечера!
Она вышла в коридор, и Эльза вслушивалась в звуки оттуда. Через некоторое время послышалось открывание входной двери, а затем ключ внутри замка. Наступила тишина, Эльза не шевелилась, будто чего-то ждала. Потом положила откусанный блин обратно на тарелку. Взяла мусорный пакет и вывалила все в него. Дело не в том, что Линетт плохо готовит. Дело в том, что извинения без изменений – всего лишь манипуляция. И если Эльза проглотит эти извинения, лучше от этого не станет.
– Тин еще не вернулся? – Элия еле заметно дрогнула от этого упоминания.
– Нет, пока еще не приехал, – Эльза, не поворачиваясь, посмотрела на девушку.
Та была удручена сложившимися обстоятельствами, нельзя было этого не заметить. Как-то у Эльзы уже мелькали мысли о том, что не все так хорошо в этих отношениях, как Элия хочет показать. Но это не то, во что стоит лезть. Тем более, они даже не подруги, чтобы заходить далеко в этом ничем не обязывающем общении.
– И когда вернется?
– Точно не знаем, вторая сторона еще не хочет идти на встречу.
– Понятно.
Они вошли в кафе, которое было недалеко от университета. Мягкие персиковые тона не резали глаза, а зеленые напольные растения приятно создавали атмосферу уюта и комфорта. Правда, Эльза их не чувствовала. Она уже и не помнит, что это такое.
Девушки расположились около широкого окна во всю стену, начинался дождь. Практически сразу к столику подошел молодой человек в форме. Карточка на рубашке говорила «Шэрон». Его темные волосы отливали синевой, а глаза блестели так ярко, что казалось, он ненастоящий. Будто фарфоровая кукла, улыбку которой можно легким касанием сломать.
– Добро пожаловать в «Красное перо ворона», – его голос был низким и приятным, будто нож разрезает подтаявшее масло, – Позовите меня, когда будете готовы сделать заказ, – он положил перед девушками оливкового цвета сложенные «каталоги», как здесь принято это называть.