Граф Кисету
КАМЕЛИИ
высокого и низкого полета
КАМЕЛИИ
высокого и низкого полета
Глава I
НА КУЗНЕЦКОМ И В ЭРМИТАЖЕ
На дворе стоял теплый весенний день. Снег уже давно сошел с главных улиц Москвы, хотя в переулках его оставалось еще порядочно: и там и сям еще виднелись большие несвезенные глыбы наколотого льда. В воздухе веяло свежестью и теплотой. Лучи солнца, еще не жгучие и палящие, как во время лета, только слегка согревали. По улицам бежали ручьи, стекая все в громадный резервуар, Москву-реку, которая посинела и надулась, но лед еще стоял и не ломался.
Новомодная коляска, запряженная парой отличных вороных лошадей в шикарной сбруе, быстро мчалась в гору по Кузнецкому мосту.
В коляске сидели две женщины. Одна из них была блондинка с тонкими и изящными чертами лица. Насмешливая улыбка играла на ее тонких губах. Она была, бесспорно, очень хороша собой, но в чертах ее уже проглядывало утомление, пресыщение, а может быть, и скука.
Подруга ее представляла собой тип совершенно противоположный: это была маленькая, сухощавая брюнетка с острым носиком, большими черными, веселыми глазами и пикантной улыбкой. Вся фигурка ее, живая и маленькая, производила славное, веселое впечатление: чувствовалась, что это не статуя, а женщина, что она молода, полна силы и огня, что она еще хочет жить, жить и жить.
Вы спросите меня, быть может, читатель, как одеты были обе женщины?
О, одеты они были безукоризненно; элегантно сидели на них белые воздушные шляпочки с белыми лентами и черные бархатные кофточки. Шикарный тигрового цвета плед покрывал их ноги, а потому и мешал рассмотреть цвет платья.
Коляска на самой крутизне горы поехала несколько потише; в это самое мгновение щегольская эгоистка[1], с толстым бородатым кучером и подбоченившимся франтом в сером пальто и черной шляпе, как молния пронеслась мимо.
— Это он, это Мащокин, — крикнула белокурая.
— Да, да, это он, — рассеянно отвечала ее подруга.
Эгоистка, промчавшись шагов сорок, круто повернула назад и скоро поравнялась с коляской. Наружность господина, сидевшего в ней, была довольно замечательна. Это был здоровенный, тучный блондин с крупными, топорными чертами лица. На этом лице, открытом и честном, так и виднелись доброта и простосердечие, хотя длинные усы и придавали ему несколько суровый вид; это был вполне тот оригинальный, в настоящее время почти вымерший, тип старинных дворян-помещиков, засидевшихся в деревне, где они проводили время на славу, а затем приезжавших в Москву хорошенько повеселиться и, что называется, пустить в глаза пыль.
Господин, поравнявшись с коляской, чуть-чуть дотронулся пальцами до шляпы. «Адель, Соничка», — прошептал он. Сидевшие в коляске улыбнулись. Коляска, взъехав на гору, опять повернула вниз и с громом и треском подкатила к магазину Фульда.
— Дайте мне браслет, только поновее, — обратилась белокурая к приказчику.
— Tout de suite, madame[2], — произнес тот с достоинством.
Браслеты были принесены. Белокурая начала их рассматривать один за другим.
— Нет у вас лучше? — обратилась снова к приказчику белокурая.
Приказчик опять отправился за браслетами.
В это время к магазину подлетела знакомая уже нам эгоистка с сидевшим на ней тучным блондином. Через минуту он, пыхтя и отдуваясь, уже входил в магазин.
— Que faites vous ici, mesdames?[3] — произнес он хриплым голосом, пожимая руки дамам.
— Вы видите — покупаем браслеты, — довольно сухо отвечала ему черноволосая.
Блондин на минуту замолчал.
В это время воротился приказчик, держа в руках несколько коробочек с браслетами.
— Ах, как хорош! — вскрикнула белокурая, выбрав великолепный литой браслет с небольшими изумрудами. — Что стоит?
— Триста рублей.
— Вот деньги, — и Адель небрежно бросила на прилавок три смятые сторублевые.
— Что же вы себе ничего не купите, m-lle Sophie? снова вмешался блондин, обращаясь к черноволосой.
Та пожала плечами.
— У ней чахотка, — захохотала белокурая.
— А у меня есть против нее верное лекарство, — засмеялся блондин. — Что стоит? — обратился он к приказчику, показывая на великолепный фермуар, лежавший за стеклом в ящике.
— Восемьсот рублей.
— Хорошо.
Блондин вытащил из бокового кармана сюртука полновесный бумажник и отсчитал требуемые деньги.
— Надеюсь, болезнь ваша прошла? — сказал он любезно черноволосой, передавая ей фермуар.