— ЗАТКНИСЬ, Я СКАЗАЛ! Сука…это ж надо быть такой…сукой, — другого наиболее подходящего слова у меня не было. — Все это — ложь. Это не я писал.
— Брэндан, ну, почему ты обманываешь самого себя…это был ТВОЙ почерк, ТВОИ мысли…почему ты просто не можешь признаться мне?
Потому что ты дрянь, которая пыталась меня убить и которой я не хочу больше доверять.
— Потому что эти слова — плод твоего больного воображения, девочка. – Камелия смотрит на меня испуганными глазами, пока я обдаю ее своим горячим дыханием и дрожит напротив моего тела.
Оно мгновенно прогревается от моего жара, и я чувствую…чувствую, что если прижмусь к ней еще ближе, то почувствую, ее соски, даже через ткань бархатного платья.
Не удержавшись, я прижимаюсь к ней ближе, позволяя ей ощутить себя. Наши тела дрожат, соприкасаясь друг с другом, и это настоящая пытка - быть так близко к ней вновь.
В ноздри ударяет аромат ее тела, ее страха и возбуждения. Настолько сильный, что мне хочется потрогать ее киску и убедиться в том, что она достаточно увлажнена и готова принять меня.
Черт…
— Это не так…ты их написал! — в отчаянии кричит она, поднимая руки над своей головой, будто добровольно хочет сдаться. Я сжимаю ее запястья, ощущая, какие они хрупкие. Я мог бы переломать ей кости в два счета, если бы захотел. — Брэндан…
— Хватит! Иначе мне придется принять крайние меры, чтобы закрыть твой грязный рот! —выругался я, сцепляясь с ее взглядом. — Неважно что ты читала, наивная ты, сучка. Это все, считай, в прошлом. До того, как ты меня отравила, ясно?! Теперь я вернулся. И вернулся другим, как будто снова побывал в Адинбурге. Спасибо, что помогла мне вспомнить себя настоящего, а не стать размазней, подыхающей от этого дебильного чувства!!!
Все мое тело сжалось, когда я чуть не назвал вещи своими именами.
— Вот чего ты боишься? Ясно, Брэндан. Мне все ясно…
— Ничего тебе не ясно. Ты не знаешь, на что я способен, когда в мое прошлое пытаются засунуть свой маленький любопытный нос.
Что я еще мог написать в этом письме? Как много там написано о моих чувствах? Какие еще слабые стороны я раскрыл, когда написал эти чертовы пьяные строки?!
Камелия опустила взгляд, и на секунду мне показалось, словно она вот-вот потеряет сознание. Она вела себя странно…ее ноги подкосились, и мне пришлось крепче придержать ее запястья, сжимая до боли.
И тут я вспомнил кое-что еще. Одну маленькую деталь, которая за раз выбила из моих легких весь воздух.
Ее слова, которые она сказала в последний наш вечер. О том, чтобы бы было с нами, если бы она носила моего ребенка…
Я должен узнать правду прежде, чем меня занесет и я начну медленно сжигать ее душу.
Сердце остановилось, когда я допустил в мыслях то, что она может быть беременна от меня. Мой взгляд упал на ее полную грудь, и я вдруг резко прижался к ее телу еще сильнее – мы соприкоснулись лбами, животами. Мой член прижался к ее бедрам, становясь еще тверже.
Все мое тело стало болью, когда я задал вопрос, который автоматически слетел с моих губ:
— Ты беременна от меня? — на выдохе спросил я, и наши носы соприкоснулись. Даже с закрытыми глазами, я чувствовал, как она дрожит всем телом, включая губы и даже залитые слезами ресницы.
Девушка молчала, тяжело дыша. Я только чувствовал, как она таяла, непроизвольно раздвинув ножки, позволяя мне сильнее вжаться в ее хрупкое тело. Черт возьми, я бы взял ее на этом каменном полу, если бы не игра, которую я с ней затеял.
Если бы это не было доказательством того, что я чертовски зависим от этой девушки.
— Говори! — проревел я прямо в губы пленницы. Я провел над ними языком, не касаясь их. Выпрашивая правду, умоляя о том, чтобы она не соврала мне. Я почему-то знал, что она скажет мне правду, а если соврет – я тут же это почувствую.
О таких вещах…нельзя врать.
— Ты беременна, маленькая? — мое сердце разорвалось на части, когда я выдавил этих три гребанных слова. Они делали меня таким слабаком, что я чувствовал, как скоро мной будут подтирать тронный зал в собственном замке. Ужасно. Что эта ведьма со мной делает…
— Брэндан…нет! Я не беременна! — она уперлась руками в мою грудь и тяжело задышала. — Тогда я просто проверяла тебя. Ждала, ждала проявлений твоей человечности, но ты так и остался…жестоким, бессердечным говнюком, и вот честно, именно сейчас мне очень жаль, что ты не слег от капли моего яда! Если у меня хоть еще раз будет такая возможность, я буду травить тебя, пока не увижу… — она осеклась, не в силах говорить дальше. В ней кричала злость, обида и боль, и она сама не отдавала себе отчет в произнесенном.