Маелз некоторое время не отвечал, только прижимался щекой к волосам Мэл и крепко сжимал ее в своих объятиях.
— Есть еще слово «дед», — произнес он.
Мэл сидела на заднем сиденье катафалка. Справа от нее был Маелз, слева Ник, она крепко держала их обоих за руки. За ними в другой машине ехали Магнус, Антони, Джоан и Джули — горничная. За ними следовали девять или десять личных машин, в которых сидели друзья Хелен по съемочной площадке, а также члены клуба, познакомившиеся с Хелен в «Окландз». Все остальные поехали прямо в церковь, которая находилась в Келстоне. Солнце отражалось от блестящей поверхности машины, едущей впереди, посылая им в лицо яркие лучи и солнечные зайчики. Казалось неправильным то, что оно светило так ярко. Из-за цветов Мэл не видела гроба.
Они медленно тронулись и поехали вверх, мимо крытого плавательного бассейна, леса и через ворота. На деревьях осталось мало листьев, но те, которые опадали, казались последней данью Хелен.
Когда катафалк медленно проезжал мимо Видкломб-хилл, невероятно красивые виды Бата напомнили Мэл о том времени, когда она впервые приехала сюда. У нее даже дыхание перехватило от красоты, открывшейся перед ней. Город, выстроенный из прочного золотистого камня, возвышался над долиной. Он был таким же роскошным, как, наверное, и тогда, когда богачи переехали сюда, чтобы заселить эту долину.
В то первое утро Камелия поняла, что именно здесь ее место. Даже сейчас, после всего, что произошло, у нее было то же чувство.
— Красиво, правда? — грустным голосом спросил Маелз. — Хелен говорила, что, приехав сюда, она почувствовала, что вернулась домой.
Мэл сжала руку дедушки. Он тихо плакал, большие слезы катились по его щекам.
— Хелен вернулась домой, — прошептала Мэл. — И теперь она навсегда останется здесь.
Люди останавливались и склоняли головы, когда кортеж медленно проезжал по городу. Машины поехали по тихим улочкам, мимо Викториа-парк и свернули к деревне Келстон.
Комок подкатил к горлу Мэл, когда они поднимались по крутой, петляющей дороге в Келстон. На каждом повороте открывался невероятный вид: пологие зеленые холмы справа, а слева, внизу, река пробивала свой путь через зеленые поля. Камелия знала, что Хелен хотела поселиться здесь навсегда — если не в коттедже Келстона, то где-то поблизости. Магнус рассказывал, как Хелен, шутя, говорила: так как в этом месте время, казалось, стояло на месте, то, возможно, она никогда не состарится и не станет дряхлой. Тогда у нее будет время научиться всему, что она не успела освоить: печь пироги, варить варенье, отличать цветы от сорняков.
Процессии пришлось остановиться, так как по дороге медленно прошло стадо коров. Фермер тревожно обернулся, когда зазвонили церковные колокола, быстро согнал коров в поле, снял шляпу и замер, склонив голову, пока проезжал кортеж.
В любой другой день в Келстоне удивились бы, если бы в церковь пришло больше двух-трех человек. Но сегодня собралась большая толпа: скорбящие в темных одеждах, местные жители, надеявшиеся увидеть знаменитостей, целые стаи репортеров и полиция, которая пыталась организовать толпу так, чтобы можно было поставить машины.
— Шакалы, — прорычал Маелз, когда один репортер выбежал перед машиной, чтобы сфотографировать их. — Есть в них хоть капля совести?
Все ряды в церкви святого Николая были заняты, еще больше людей толпилось сзади. Огромные букеты отвлекали внимание от серых каменных стен, аромат цветов в воздухе и их красота соответствовали характеру Хелен.
Ник провел Мэл и Маелза в первый ряд. Камелия заметила среди гостей Конрада в одном из задних рядов. Грустные глаза за толстыми стеклами очков, неряшливая прическа и темный костюм Кона напомнили Мэл о том, что он любил Хелен еще задолго до того, как она узнала о ее существовании. Каким-то образом это помогло ей понять то, что все люди в церкви были связаны взаимной утратой.
Коллеги по съемкам внесли на плечах гроб, поставили его на возвышение у алтаря и заняли свои места. Мэл оглянулась. Она была поражена тем, сколько незнакомых людей было в церкви. Все были в темных костюмах и платьях, невозможно было отличить режиссеров, актеров и актрис, прилетевших из Голливуда, от тех, кто знал Хелен еще девочкой, когда она жила в Англии.
Мэл присоединилась к пению гимнов, двадцать третьего псалма и к молитве. Не проронив ни слезы, она скорбела в душе и не видела ничего, кроме гроба, стоявшего в нескольких шагах от нее. Когда священник занял свое место, Маелз взял Мэл за руку.