Здание, которое привлекло внимание Баррета, отличалось сдержанной роскошью форм. Окна первого этажа, забранные решетками, украшали розетки.
Двери открылись настежь, пропуская процессию, которая состояла из крупного человека в широкополой шляпе, солдат и раздетого по пояс незнакомого мужчины. Рыжая коротко остриженная голова узника выделялись ярким пятном.
В толпе посмеивались. Баррет без стеснения протолкался вперед, расшвыривая в стороны всех тех, кто ему мешал. Рыжий вертел шеей с затравленным видом. Это был тот самый неосторожный штурман, о котором рассказывал Лемюэль. Штурмана уже взгромоздили задом наперед на ослика, руки ему связали, второй конец веревки сложили петлей и накинули через голову на плечи.
Палач, крупный мужчина в черном, выступил вперед и хлестнул осужденного, масса людей взревела. Из первых рядов зевак градом полетели отбросы — мятые плоды, мусор и щепки. Они падали на шею терпеливого осла, на волосы и спину человека. Баррет напрягся, пытаясь разобрать смысл криков — в них однообразно и настойчиво повторялись одни и те же ругательства.
Рыжий, по спине которого темными струйкам стекала кровь, внезапно обернулся и ловко плюнул испанцам под ноги.
Баррет проталкивался назад. Толпа, окружив площадь, создала свободное пространство позади себя, туда и устремился англичанин. Он шел под жарким небом Картахены, направляясь к дому де Ланды, и не видел ничего перед собой. Желтый в белых проплешинах пес, получив меткий удар ногой, злобно щелкнул слюнявыми клыками и отлетел в сторону. Баррет подошел к двери испанца и постучал в нее кулаком.
— Открывай!
За дверью молчали. В глубине дома слышалась какая-то непонятная возня.
— Я говорю, открывай, мерзавец!
Баррету так и не открыли. Он выбрал пониже расположенное окно без решетки, толкнул кулаком раму — она легко отворилась вовнутрь — и перемахнул через подоконник. В доме было полутемно и сильно пахло сушеной травой. В задних комнатах и впрямь кое-что происходило — оттуда доносились такие звуки, как будто некто колотил вальком мокрое тряпье. В запах травы вплетался аромат горячего воска, видимо, тут недавно опрокинули и потушили свечу.
— Ланда!
Флибустьер отдернул занавеску, впуская в темное пространство приглушенный теплый свет южного вечера. Сармиенто лежала на полу навзничь, прикрывая лицо тонкими пальцами. Ланда пытался ударить ее сапогом в грудь, но, видимо, из-за недостатка света он только что промахнулся. На обнажившихся плечах Лусии наливались пурпуром свежие синяки. Баррет подошел вплотную, поймал испанца за воротник и туго накрутил ткань на кулак, стянув ее вокруг чужой шеи.
— Видно, ты окончательно рехнулся, нажравшись зелья. Я еще припомню тебе и это, и сегодняшнее «развлечение» на Пласа Майор.
Ланда выглядел злым, но уже отчасти успокоился. Кое-какие прыткие искорки в глазах все еще метались.
— Пусти, англичанин, — просипел он полузадушенно. — Я тебе говорю, пусти. Ты не сумеешь мне помешать, я все равно как следует накажу эту потаскуху.
— Может, она и распоследняя шлюха, какая разница? Зато мисс Лус спасла мою руку. Я не потерплю, чтобы ты, взбесясь от жары, чесал кулаки.
Баррет немного ослабил хватку, де Ланда освободился, в нерешительности потирая шею.
— Наверное, следовало бы утопить тебя в море, покуда ты был слабее котенка, теперь ты сделался самостоятельным и слишком быстро поправляешься, Питер. К сожалению, хорошая мысль пришла ко мне слишком поздно. Впредь не смей вставать между мужем и женой.
— Сармиенто тебе не жена.
— Это с вашей, английской точки зрения. В Испании можно легко обойтись без попов, достаточно при двух свидетелях назвать женщину женой.
Сармиенто уже встала и теперь поправляла порванное платье. Она потеряла платок, черные волосы упали на плечи.
— Не обращай на него внимания, Питер, — сказала она. — У Эрнандо от рождения желчь заменяет кровь.
Ланда сжал кулаки, но драку возобновить не решился, он пробормотал что-то вроде «carajo» и поспешно убрался в другую комнату.
Баррет отправился в патио. Солнце стремительно садилось, веяние прохлады сменило жару, длинные глубокие тени от стен падали на булыжник. Англичанин сел на скамью, взял в руки кружку, растерянно повертел ее и отставил прочь — близкая тьма мешала рассмотреть цвет сосуда. Кто-то подошел легкими шагами и неслышно сел рядом в темноте.
— Это вы, сеньорита Лусия?
Мелькнула искра, вспыхнул огонь лампы. Сармиенто уже поправила платье и прикрыла плечи, облик ее изменился, стал замкнутым и не наводил на мысли о беззащитности.