И тут Саймон увидел мать, приближающуюся к дому со стороны церкви. Со сжавшимся сердцем он наблюдал за Мари, которая шла танцующей походкой.
Черный Джек тихо сказал своему приятелю:
— Теперь уходи, — и сам отступил в тень ближайшего переулка.
Когда Мари поравнялась с ним, Черный Джек шагнул к ней и схватил за руку. Саймон услышал, как она вскрикнула «Ой!» от удивления, когда Черный Джек потащил ее в переулок. Саймон так далеко высунулся из окна, что чуть не выпал, пытаясь увидеть, что там происходит. Он услышал, как они переговариваются шепотом, и мать пытается возражать. Она вырвалась из рук Черного Джека и вернулась на улицу, но тот сгреб ее в охапку и поцеловал. Она снова вырвалась и побежала в трактир.
Саймон замер, сердце его бешено колотилось. Он услышал, как его зовет миссис Баттеруорт, но даже не шевельнулся, пока на лестнице не застучали ее тяжелые шаги.
— Проклятый мальчишка! И куда это он подевался?
Саймон выскользнул из комнаты матери и грубо протиснулся мимо миссис Баттеруорт, стоявшей на площадке.
За весь вечер не выдалось и минутки, чтобы поговорить с матерью. В трактире становилось все многолюднее, и посетители напивались все сильнее. Мари танцевала и пела для них, а в промежутках носилась между кухней и залом. На лбу ее поблескивали капельки пота. Саймон нарезал хлеб, раскладывал жаркое, мыл горшки. Он действовал еще более неуклюже, чем обычно, и проливал все больше. Наконец миссис Баттеруорт велела ему мыть пол. Затем ему пришлось притащить бочки из подвала и принести воду с водокачки. В трактире завязалась драка — правда, не страшнее, чем обычно, — и миссис Баттеруорт вышвырнула драчунов на улицу. Однако скоро все они вернулись.
Выглядывая из кухонной двери, Саймон видел, как компания Черного Джека разгуливается все веселее. Он требовал у матери Саймона одну песню за другой, а когда мимо проходила Сьюзен, пытался усадить ее к себе на колени. Сьюзен отталкивала его, хихикая. Лицо Саймона горело от ненависти, когда он наблюдал за происходящим. У Черного Джека были черные волосы с сединой, выбивавшиеся из-под косынки, щетина на подбородке; в расстегнутом вороте рубашки проглядывались более темные волосы на груди. На тыльной стороне обеих рук вытатуирована роза. Однако к облегчению Саймона Черный Джек и его приятели удалились еще до того, как пришло время закрывать кабак.
Постепенно трактир опустел, потому что назавтра был рыночный день, и всем придется рано вставать. Мари вошла на кухню, заправляя волосы под чепчик. Она устало улыбнулась сыну, но Саймон не ответил ей улыбкой.
— Что он тебе сказал? — спросил он по-цыгански.
— Кто? — осведомилась мать, все еще занятая своими волосами.
— Фу! Какая вонь в этой комнате! — сказала Сьюзен, входя торопливой походкой. — Помоги-ка нам — нужно отскрести столы.
Мари взяла тряпку, но Саймон поймал ее за рукав.
— Я тебя видел! — заявил он, на этот раз по-английски.
Мать удивленно взглянула на него, но потом поняла, о чем он говорит.
— В пивном зале? — осторожно спросила она.
— Нет — на улице.
Сначала Саймону показалось, что она хочет отчитать его за то, что он шпионит за ней, но мать лишь сказала:
— То, что обычно говорит всем служанкам.
Саймон знал, что она лжет, и это задело его больнее, чем, бывало, побои.
Мать повернулась, чтобы идти, но Саймон остановил ее:
— Он мне не нравится.
— О, Саймон, — вздохнула мать. Она не смотрела ему в глаза, и вид у нее был расстроенный. — Он ничего такого не сказал — просто хотел удостовериться, что я буду для него петь. Вот и все.
«Нет!» — хотелось закричать Саймону, но он не мог.
— Не уходи, — прошептал он.
Теперь мать смотрела на него. Она коснулась его лица и прижала к своей щеке его руку. Он был выше ее.
— Саймон, — произнесла она мягко. — Я никогда тебя не оставлю.
И он наконец-то расслабился, потому что знал, что теперь она говорит правду.
9
В ярмарочный день, казалось, весь город собирался на рыночной площади. На Смити-дор, которая вела к реке, располагались более пятидесяти мясных лавок. Наверху были вывешены головы свиней, овец и коров, и потроха падали на булыжники, отчего дорога становилась скользкой, и Саймон не мог пройти мимо, не набив себе шишку. А вот его мать ловко прокладывала себе путь с корзиной на голове, пробираясь к рыбным лавкам у реки, затем к прилавку с живыми гусями. Саймон следовал за ней, изо всех сил стараясь не отставать.
Были тут и коробейники, продававшие амулеты из сушеных жаб и заячьих лап, чтобы отгонять чуму. Один человек предлагал подстричь волосы и бороды или вырвать больной зуб. Последние осенние яблоки были свалены грудами на одном конце рыночной площади, вместе с репой и капустой. А еще были ларьки, в которых продавали изделия из дерева, метлы и соломенные шляпы. Перед женщинами стояли корзины, полные утиных и гусиных яиц, в других корзинах сидели цыплята и голуби, которые в панике громко хлопали крыльями. Рыночные инспекторы проверяли качество эля и других товаров и следили, чтобы покупателей не обвешивали; блюстители закона кружили на окраинах рынка, выискивая тех, кто незаконно продает свой товар, не уплатив за место на рынке. Среди всей этой толчеи разгуливал церковный сторож со своим крашеным жезлом, в куртке из грубой шерстяной материи с сорока восьмью серебряными пуговицами, стегая несчастных, которые были привязаны к позорному столбу, — чиновник получал по четыре пенса за каждого. Один из подмастерьев красильщика сидел в колодках, а вокруг было полно мусора, который можно было швырять в него.
Саймону не понравился рынок. Он всегда нервничал, когда на мать смотрело столько глаз. Он опасался, что церковный сторож или другой представитель властей усомнится в их праве здесь находиться и заберет его мать. Он то и дело терял ее из виду в толпе и с облегчением вздыхал, увидев вновь. Удерживая корзину на голове, повязанной цветным шарфом, она пробиралась к Сьюзен, торговавшейся из-за котелка.
— Значит, у нас все в порядке? — бодрым тоном произнесла Сьюзен, и они направились в трактир.
Саймон помогал женщинам нести покупки.
Но подойдя к трактиру миссис Баттеруорт, они увидели у входа несколько человек, разглядывающих прибитое к дверям объявление.
— Неужели никто здесь не умеет читать? — спросила миссис Баттеруорт, когда Сьюзен приблизилась, но ни Сьюзен, ни Саймон, ни его мать не умели.
— Отнесите это в дом директора школы, — посоветовал кто-то в толпе.
— Нет, ночному сторожу, — возразил другой. — Он знает грамоту.
И как раз в эту минуту ночной сторож, которого звали Роджер Твист, вывернул из-за угла Тоуд-лейн и остановился как вкопанный при виде толпы. Это был плотный человек с красным носом — постоянный клиент заведения миссис Баттеруорт.
Миссис Баттеруорт протолкалась к нему, размахивая сорванным объявлением.
— Эй, ты! — обратилась она к нему. — Что это такое?
Роджер Твист взял у нее объявление и начал молча читать, шевеля губами. Когда он дочитал до конца, его чело нахмурилось, и он покачал головой.
— Ну что? — спросила миссис Баттеруорт. — Что там говорится?
Роджеру Твисту явно не хотелось ей отвечать.
— Это официальное уведомление, — уклончиво начал он.
— Это я и сама вижу, — отрезала миссис Баттеруорт. — О чем там речь?
— Это от того парня, проповедника — Роберта Дауна, — объяснил мужчина, а когда миссис Баттеруорт презрительно фыркнула, он продолжил: — Успокойтесь, миссис, нет никакого смысла расстраиваться.
— Да читай же, что там, — попросила миссис Баттеруорт.
Роджер Твист вздохнул и снова покачал головой.
— Все это вздор, — начал он, но, встретившись взглядом с миссис Баттеруорт, начал читать: