Прислуга закончила утренний туалет госпожи, облачив её в роскошное, не только по здешним меркам, платье солнечно-жёлтого цвета. Она мельком взглянула в зеркало, убедилась, что выглядит безупречно и небрежным жестом отпустила прислугу. Служанки просияли, ведь госпожа с утра была не в духе и, даже, книксенов сделали больше, чем положено, пока пятились к выходу. Через мгновение после их ухода, в дверном проёме возник молодой офицер в парадном мундире.
"Кажется, кто-то из порученцев отца", — попыталась вспомнить Милена. Она, даже, не успела смутиться по поводу бесцеремонного вторжения в спальню, как офицер, отсалютовав ей, словно старшему по званию, сообщил, что благородный сеньор Трогот спешно покинул свою резиденцию по безотлагательной важности государственному делу, но планирует возвратиться ещё до захода солнца. Дочери господина барона предписывается лично присутствовать на утренней службе в соборе Всех Верных в качестве законной представительницы власти, а также сделать выбор в пользу кого-либо из благородных дам, числом не менее трёх, коим надлежит разделить с госпожой Миленой завтрак и обеденное вкушение пищи, если на то будет её соизволение. Следом офицер стал рапортовать о наличном составе войск, числе припасов, запасах провианта. Далее пошёл перечень подразделений, заступающих в передовой дозор, точек их дислокации, маршрутов следования, вариантов взаимодействия. Затем…
Милена слушала всё это краем уха, пытаясь решить для себя первоочередные вопросы: Почему отец, сосредоточив в её руках всю власть, вплоть до командования войсками, внезапно исчез? Не грозила ли ему опасность? Вернётся ли он вообще? На первый вопрос ответ, какой-никакой, но был — государственное дело. Случалось, что отец уезжал на несколько дней, даже декад, но при этом светская власть формально передавалась выборному старшине, а военная — начальнику гарнизона. И никогда такое бремя не взваливалось на молодую девушку, почти ребёнка. Отец всегда был лоялен к властям. Никакой крамолы. Никакой поддержки неблагонадёжным фрондерствующим личностям, всегда встречающимся в офицерской среде, он не давал.
"Неужели был донос? Говорят, что герцог в последнее время чересчур подозрителен. Возможно, отца выманили из города для ареста", — с ужасом подумала она, представив, что больше никогда не увидит… Какой-то непонятный ритмичный гулкий шум не давал сосредоточиться, стало тяжело дышать, офицер вдруг скорчил отвратительную гримасу, а потом и вовсе прыгнул на стену…
Отвратительная гадость обожгла губы, а через мгновение горло заполыхало, как лесной пожар. И дыму, похоже, от него было много, потому что глаза заволокло слезами, а в носу стоял ужасающий запах. Хватая ртом воздух, Милена попыталась закричать, но кроме хрипения ничего не вышло. Откуда-то взявшийся мятный напиток прохладной рекой полился в рот. Руки нащупали перед собой кувшин и вцепились в него, как в спасительную путеводную нить. Непрерывно тёкшие по щекам слёзы вливались в мятную реку отдельной солёной струёй. Пожар утихал и мятный напиток, победивший огонь, уносил с собой его последние горячие волны.
Милена с трудом разлепила глаза и прямо перед собой, увидела стоящего на задних лапах красного дракона с большущим, высунутым из пасти языком и огромными когтями. Дрожащей рукой она попыталась погладить его. Протянутая рука всё уменьшалась и уменьшалась, пока не превратилась в руку трёхлетней девочки, сидящей на коленях у большого мужчины в латах. Маленькая ладошка коснулась дракона, пальчики старательно обвели диковинного зверя по контуру, спотыкаясь о неровности доспехов. Девочка улыбнулась мужчине и сказала: "Папа, привези мне маленького живого дракона. Я буду с ним играть!". …Впитавшая в себя огонь мятная река не смогла найти успокоения в желудке. Несколько раз, сильно толкнувшись изнутри, она неудержимо ринулась наружу…
…Холодный компресс приятно освежил лоб, заставив непроизвольно застонать от удовольствия. Она не стала открывать глаза, боясь, что головокружение усилится. Судя по ощущениям Милена лежала на кровати. Шнуровка платья оказалась распущена, и дышать было легко. Сильный запах ароматических масел наполнял комнату. Рядом с кроватью она услышала какое-то шуршание — явно возили по полу тряпкой. Поток воздуха со стороны окна донёс звуки нескольких голосов: один из голосов принадлежал женщине, другой — мужчине. Женщина говорила очень быстро, хриплым шёпотом, с надрывом. Слов почти нельзя было разобрать, кроме часто повторяемых "идиот" и "бедная девочка". Мужчина говорил мало, односложно, иногда вставляя реплики в нескончаемый женский монолог. Внятно он произнёс только одну фразу: "в бою помогает", после чего женский шёпот стал напоминать визгливое рычание.