На какое-то время ажиотаж вокруг проекта поутих, но мне в благополучный исход не верилось, и ещё до грянувшей тревоги я в течение двух сезонов, в 1977 и 1980 годах, раскапывал под Ржевом мезолитическую мастерскую Петрищево 11. Ведь кто знает, как дело обернётся?!
Наконец гром действительно грянул, и с 1984 по 1988 годы Ржевское Поволжье стало районом проведения крупномасштабных охранных раскопок археологических объектов всех эпох, в том числе и мезолита. Мезолитические стоянки и мастерские, древнейшие среди всех по возрасту, не уступают здесь по числу даже средневековым. Мы понимали, что не раскопаем и десятой доли того, что хранит земля, но отказываться на этом основании от раскопок вообще — значит, потерять всё. Поэтому мы одновременно и вели раскопки, и обращались к голосу разума тех, кто задумал это чёрное дело затопления. А в том, что решение о строительстве непродуманное, сомнений у нас не было.
Во-первых, под затопление попадал последний нетронутый преобразованиями участок течения Волги: ведь от Калинина до Астрахани настоящей Волги уже нет. Есть лишь каскад водохранилищ, затопивших долину реки вместе с лугами и плодородными пашнями, лесами, древними и новыми городами и сёлами. Берега размываются, вода гниёт, рыба исчезает. Ржевский гидроузел стал бы последним, нокаутирующим ударом по великой реке, символу России. А русская история! Много славных страниц её связано с Верхней Волгой: и борьба за независимость, и развитие хозяйства и торговли, и культурная жизнь. Неповторимы волжские ландшафты. Само слово “Волга” свято для нас. Но, как оказалось, не для всех.
Среди многих эпизодов борьбы за спасение Верхней Волги мне особенно запомнился один. В начале сентября 1986 года в Госплане СССР проходило итоговое заседание
Государственной экспертной комиссии. Полтора десятка подкомиссий, несколько сотен учёных и хозяйственников... Но над большинством довлело старое правительственное решение, чувствовалась зависимость от “всемирно известного”, как с пафосом сказал один работник Моссовета, института “Гидропроект”. Отстаивались ведомственные интересы и многое другое, о чём вслух не говорят. За целый день пленарного заседания я наслушался много всякой всячины, но ни один доктор наук, ни один высокопоставленный чиновник ни разу не сказали о том, что Волга — великая русская река, что уже только поэтому её надо беречь и лелеять. Речь шла исключительно о рублях и сроках строительства. Именно так, наверное, губили в своё время и Байкал, и Ладогу, и Арал, и Каму... Едва ли не под улюлюканье чиновной толпы прозвучало страстное, яркое по форме и содержанию выступление руководителя нашей маленькой делегации Геннадия Петровича Самсонова, в ту пору заместителя председателя облисполкома. Осталось без ответа моё письмо в “Литературную газету”, отпиской на другое письмо отделался Госагропром СССР, но брешь в глухой обороне наших противников всё же была пробита: 4 июня 1986 года “Советская Россия” опубликовала статью наших земляков М.А. Карасёва и Е.Н. Яшина “Волжские крутовороты”. Сотни и тысячи писем со всей страны пошли в Москву. Сторонники проекта сначала снисходительно отмахивались, затем ринулись в атаку, не гнушаясь прямой фальсификацией. Но чаши весов дрогнули и заколебались.
В весенние дни 1987 года я написал стихи, легшие ещё одним кирпичиком в формирование общественного мнения. Познакомились с ними и некоторые тогдашние руководители страны, в том числе “хозяин” Москвы Б. Н. Ельцин. Вот эти строки:
РАЗМЫТАЯ ПАМЯТЬ
Нет, от дьявола, не от Бога
Этот выбор — Москва или Волга.
Чьё сознание помутила
Эта адская альтернатива?
Под шумок, суетливо, подло
Волге кляп затолкают в горло,
Чтоб расчётливо и жестоко
Задушить её у истоков.
Берега в незаживших ранах.
Пулемётные точки в курганах.
Как свидетели давней сечи,
Городища — Горышин, Осечен...
Русич шёл, непокорный, дерзкий,
Вековым “путём серегерским”.
От врагов хранил лес Оковский
Люд смоленский и новгородский,
Провожая рати в дорогу
Вечным шумом Бенских порогов.
Здесь — столетия русской славы.
Здесь лежит партизан Сеславин,
Разметавший во время оно