Весь следующий год прошёл под знаком разведок в Ржевском Поволжье. Институту археологии АН СССР поручили обследовать предполагаемую зону затопления Ржевского гидроузла. Информация о строительстве оставалась на уровне слухов, радости она нам не доставляла, но без разведки было не обойтись: хоть что-то спасём!
В мае нас было трое: Лев Владимирович Кольцов, я и шофёр Вадим Васильевич Дрожжин. Прошли мы от Ржева вверх по Волге до устья Тудовки, и с каждым днём на душе у меня становилось всё тоскливее: какие места пойдут под затопление! Ведь стоило бы хоть один раз тому, кто тычет в столице пальцем в карту, определяя место для нового “проекта века”, приехать сюда, чтобы отменить губительное решение. А впрочем, наверное, выезжали и сюда, и в другие места. “Покорителя” не проймёшь красотой и патриотизмом. Только приказом сверху.
Недалеко от верхней окраины Ржева на левобережье Волги есть чудесная берёзовая роща. Сюда на выходной приезжают или приплывают ржевитяне, причаливают туристы, сплавляющиеся с Селигера и Верхневолжских озёр. Той весной открыли и мы для себя это место. У нас-то к нему отношение особое: в роще курганная группа в полсотни насыпей. Некоторые из них раскапывались при содействии Тверского музея к Антропологической выставке 1879 года в Москве. Здесь же и несколько стоянок-мастерских каменного века на выходах прекрасного ржевского кремня, два дьяковских городища, селища... Целый заповедник! Вот только бы режим здесь установить тоже заповедный. Лишь неосведомлённость туристов спасает пока древние памятники. Поневоле задумываюсь: чего будет больше от моей книжки — пользы или вреда?
На правом берегу Волги, в устье Сишки, остатки одноимённого средневекового города. Величественный холм, занимавший стратегическое положение. Напротив, через Сишку, две могилы. В одной похоронен русский генерал, герой 1812 года Александр Никитич Сеславин, чьё имение было здесь, в Кокошкине. Другая могила братская, в ней лежат солдаты Великой Отечественной. И всё это на дно морское?
Вода в том мае стояла большая, ручейки стали речками, по сухим оврагам пошли мутные потоки. Самым сложным оказался последний маршрут — до устья Тудовки. Берега здесь у Волги очень высокие, изрезаны оврагами. Речку Тилицу Лев Владимирович преодолевал верхом на мне. Посреди речки, довольный своей позицией, он отпустил фразу из экспедиционного фольклора: “Слязай, кума, дальше не повязу!” Я припомнил оригинал, представил всё в лицах (одна вполне реальная старушка сказала так другой по дороге в церковь, высаживая подругу в лужу), остановился и затрясся от смеха. Тут уж и начальник перепугался, не рад, что сказал. Еле на берег выбрались.
Шли целый день. Маршрут казался бесконечным. Вдобавок ко всему в одном месте подзаблудились, сделали петлю километра в три и вернулись в ту же точку. Поздним вечером увидели впереди родную машину и Вадима Васильевича. Молча подошли, сели, сняли амуницию, и лишь тогда Лев Владимирович произнёс: “Слава, последние километры я шёл на одном самолюбии”. Я лишь кивнул в ответ, чтоб не тратить сил.
Вадим заявил, что обратно не поедет той дорогой, по которой заезжал, потому что её нет. Человек он был надёжный и безотказный, так что положение наше следовало считать серьёзным. Мы представили, как он сюда пробивался сверху по размытому склону, и взгрустнули. А он продолжил: “Я лучше через Тудовку поеду”. Мы понимали, что это он для красного словца, но фраза в голове засела. Тудовка в устье широкая и бурливая, противоположный берег довольно крутой. Место для переправы неподходящее. Если в ней не утонем, в Волгу снесёт. “А может, рискнуть,” — думаем. — “Других-то вариантов нет, летать пока не умеем”.
Наутро рванули поперёк Тудовки и... переправились! Дно оказалось твёрдое, каменистое (оттого и буруны, течение). Вышли на берег на пределе возможного: в кабине вода, радиатор дымится. Когда мы въехали со стороны Волги в деревню Трубино, жители смотрели на нас, как на пришельцев, и даже пустили в магазин без очереди. Нас буквально распирало от важности, но надо было ещё перебраться через Волгу на Селижаровский тракт. Выяснили дорогу к Новоалексеевскому парому, одолели то, что местные жители называли дорогой, выехали на берег. Паром на той стороне. Стали кричать. Минут через двадцать над паромом поднялась испуганная голова. Мужичок перегнал к нам свой транспорт и сказал, что за задержку извиняется. Заснул, мол, в полной уверенности, что с правого берега не позовут, ибо наша машина в нынешнем году с этой стороны — первая.