А древностей мы на озере не нашли. Берега неровные, очень высокие, сложены каменистой и глинистой мореной. Пейзаж для неолита мало подходящий. Но охотники и рыболовы того времени на озере всё-таки бывали. Свидетельство тому — прекрасное кремнёвое тесло, подобранное на глинистом склоне, где никакого поселения быть просто не могло.
Потеряли...
Вернулись мы к машине, и Палыч нас порадовал: “Хоть в Москву вы меня не взяли, я тут наломал в Подмосковье ведро белых. В радиусе двадцати метров от машины”. Впрочем, и мы принесли грибов ничуть не меньше.
Главной нашей целью на этом этапе разведки значилась съёмка и описание курганов близ деревни Любино. Они располагались несколькими группами, занимая узкий водораздел Западной Двины, Полы и Волги. Здесь и длинные насыпи второй половины 1 тыс. н. э., и сопковидные, и сменившие их полусферические. К сожалению, первый же курган, нами увиденный, оказался почти полностью снесён бульдозером. Механизатор удовлетворял любопытство, пополняя недополученные в школе знания по древней истории. Но разве этот парень виноват, что культурная революция идёт по очень странной траектории, не задевая коренную Россию?!
Далее путь лежал мимо сказочно красивого Лучанского озера с тремя городищами на берегах, с шапками лесистых островов над зеркалом вод; мимо знаменитых в археологии деревень Волок и Песчаха, где Я.В. Станкевич нашла укреплённые поселения раннего железного века и средневековья; вверх по великой труженице Волкоте, приносящей больше всего влаги в Западную Двину, собирая воду с десятков озёр...
Последний в июле лагерь мы поставили близ истоков Вол- коты, на перешейке между озёрами Волкото и Заборовским. Лагерь выглядел, как аул в Сванетии: палатки лепились на узеньких уступах коренного берега. Но другого варианта не было. Палычу пришлось из-за недостатка места уткнуть машину передком в пойму, заросшую черёмухой. Выбирался он из своего зелёного гаража задним ходом, моля Бога о хорошей погоде: площадка находилась почти вровень с водой.
Мы приехали сюда осмотреться, наметить план большой разведки, не трогая пока из-за недостатка времени крупные озёра. Осматривали цепочки малых озёр, привыкали к рельефу, прикидывали, сколько времени и сил займут основные работы в августе, интересовались насчёт дорог. Нередко попадались такие участки, где бензина уходило втрое больше нормы, и только мастерство, оптимизм и долготерпение Эдуарда Палыча вызволяли нас из почти безнадёжных ситуаций. Но иногда и он бывал бессилен.
В этом лагере целая серия приключений произошла с Сашей Мирецким, который никогда, по причине своей неуёмной энергии, не мог пожаловаться, что жизнь у него скучновата. Если в красках описать всё, что с ним случилось за эти два дня, понадобится ещё одна глава. События эти прочно вошли в экспедиционный эпос, время над ними не властно. Я же расскажу лишь о бравурном финале.
Вечером перед возвращением домой Палыч попросил собрать лагерь наутро пораньше, часиков около пяти. Дорога ему предстояла ох какая дальняя! До Торопца больше ста вёрст по просёлку, а оттуда пятьсот с гаком до Москвы с заездом в Калинин. Отвальный костёр, гитара, лодочные прогулки по ночному озеру, возбуждённое и немного грустное чемоданное настроение. Лагерь собрали, оставив две палатки. Ночью прошёл довольно заметный дождик, но смятения в наши ряды не внёс. Переждали его в палатках: кто подремал, кто отложил сон до утра, когда можно будет отдохнуть в машине, хоть и в тесноте, но на мягких спальниках, поверх всего имущества.
В половине пятого бодро поднялся Палыч, завёл мотор, включил заднюю передачу и... увяз. Позорнейшим образом, в пяти метрах от плотной, накатанной дороги, в своём собственном “гараже”. Он не сразу поверил в серьёзность ситуации, стал дёргать взад-вперёд. Колея в полужидкой пойме быстро углубилась, машина села на оба моста, беспомощно вращая колёсами. Вскоре отыскалась и причина мягкой посадки. Оказывается, вечером Мирецкий, готовясь к последней рыбалке, перекопал в поисках червей всю площадку за машиной, и Палыч, ничего не подозревая, попал аккурат в эти ямки. По дождливой погоде их хватило, чтобы застрять.
Палыч произнёс краткую, но прочувствованную речь в адрес злоумышленника, и даже девчата молча одобрили её общий пафос, простив оратору некоторые частности. Мирецкий благоразумно удалился в кусты ещё при вступительных словах, а мы почти четыре часа вынимали машину. Наша последняя выходная одежда превратилась в рубище. Мостик через протоку разобрали и перенесли в колею под колёса нашей машины, и выезжали мы уже кружным путём. Ругать появившегося перед отъездом Сашку уже не было сил.