В голове замкнули высоковольтку. Искрануло будь здоров! Гнусное электричество изнасиловало каждый нейрон моего мозга самым извращенным способом. От избытка впечатлений я вспомнил великий и могучий русский язык. Пузан из пещеры мог бы мною гордится.
Не успев как следует прийти в себя от столь своеобразного курса обучения, я тут же подвергся новому испытанию. Поп извлек из загашника пенал и вытряхнул мне на ладонь пожухлую морковину.
— Корень шиу-шиа. Его отвар дают в младенчестве, что бы в последствие избежать многих опасных заболеваний.
— Кроме розовой чумы? — блеснул я новоприобретенными познаниями.
— Верно. Вы не младенец, поэтому жуйте так. И помните, чем дольше жуете, тем сильнее организм будет сопротивляться всякой заразе.
Это я и без него знал. Послушно сунув морковину в рот, хрястнул овощ зубами. Хваленый кайенский перец по сравнению с поповским корешком просто малиновый чупа-чупс. Эффект потрясающий. С большим удовольствием жевал бы раскаленную докрасна в кузнечном горне железяку. Но, избравший стезю героя не должен плакаться! Иначе что за герой!
Не желая проявить себя слабаком, я жевал и жевал отвратный корень до той поры пока не понял — умираю!
— Достаточно, достаточно! — остановил меня поп, не дождавшийся моей позорной капитуляции. — Кавказское долголетие вам не обязательно.
— Ага, — согласился я с замечанием, сплюнув корешок. — Профессия не предполагает.
Из-за навернувшихся на глаза слез, окружающее плавало и качалось. Подождав, пока мне полегчает, поп кратко изложил поставленную передо мной задачу.
— Спуститесь к дороге и свернете на закат. Цель — добраться до Ожена, ко Дню Поминания. До начала мессы, вы должны попасть в храм Искупления Всех Грехов. — И повторил. — До начала… Без опоздания.
— А обратно? А послание? — напомнил я работодателю условия найма.
— Явитесь в храм! — жестко уточнил предписание наниматель. — Это на дорожные расходы, — увесистая мошна перекочевала из его рук ко мне за пазуху. — Здесь сто имперских реалов. С лихвой хватит на пять декад приличного существования. На крайний случай в пояс зашито еще сто и в рукояти кинжала еще десять. Что не понятно?
— Прибыть ко Дню Поминания в Ожен. К началу мессы попасть в храм Искупления Всех Грехов. Дальнейшие инструкции на месте, — отчеканил я, по-армейски приложив руку к полям шляпы.
— Правильно, — подтвердил поп и двинул мне в челюсть. Удар — класс! Никак не ожидавший подобной выходки от представителя религии, я неуклюже шлепнулся на задницу.
— И не расслабляйтесь. Ваша шкура дешева, как и раньше.
Столь поучительное напутствие означало окончание первого этапа наших с попом деловых отношений. Мой работодатель, резко повернувшись, без прощальных жестов и слов, перебрался по осыпающемуся склону на другую сторону холма и пропал.
Я потер ушибленную скулу. Поп прав, расслабляться не следовало. Поднявшись, поправил свой экзотический прикид и направился указанным путем, отрабатывать освобождение из узилищ МВД.
2
С придорожного валуна, я бегло рекогносцировал местность. Безлюдье, жара и камень в неограниченном количестве. Лишнего вдохновения открытие не принесло, но и не расстроило — деньги имелись, экипирован не хуже испанского гранда, здоровьице нормализовалось и за исключением мерзопакостного привкуса во рту от жевания чудодейственного корнеплода ни чем о себе не напоминало. Я был готов опробовать новую жизнь на зуб! Правда, новизна её относительна. Вбитые в мою башку безымянным кудесником познания, укладывались в прокрустово ложе курса Грановского о Средневековье. Из необычного отмечу полное отсутствие смены дня и ночи. Ни тебе нежно-розовых утренних зорь в дымке стелящегося тумана, ни фиолетовых вечерних небес в окладе предгрозовых пурпурных облаков, ни волшебства звездно-лунной поры поэтов и любовников. Солнечный желто-красный горб занимал добрую половину небосвода и баста! Круглогодично день и лето. Вопрос бодрствования и сна урегулировали просто и строго. Семнадцать "дневных" часов2, отсчитываемых ударами церковных колоколов (а кое-где и курантов), народ вкалывал, лиходействовал и греховодничал ради хлеба насущного. "Ночное время" — Комплету или время Скорбных Небесных Слез, а попросту дождя3, тот же народ занимался всем ранее упомянутым, но с риском огрести загробные страдания и муки. О чем его, народ, не единожды предупреждали с амвона попы. Так продолжалось семь дней из десяти: иснайен, саласан, арбан, хамис, джумни, сабти и квира. Три оставшиеся: вигилий, нумен и пиетас вышеупомянутые попы предписывали молиться, посещать храмы и вести "дела благостные, похвалы достойные". Верующие так и поступали, ну, а неверующие, водились и такие, коротали отпущенные сроки в кабаках, игорных домах и борделях. Из прожитых, праведно или неправедно разговор отдельный, декад складывался календарный год, длительность которого определялась созреванием на священных грядках Ардатской (и только там) обители особого сорта репы, прозываемый Даром Небес. Как только снимали урожай, объявляли наступление Великих Благодарений. Народу давали гульнуть Великую Седмицу, а затем монахи под стенания и молитву сеяли репу вновь, личным примером призывая, закруглятся с праздностью. Особо непонятливых секли на площадях розгами, вколачивая почтение к вере и морали.