Магнус мрачно взглянул на сестру, но Грегори невозмутимо продолжил:
— Но поэтому твои конечности и движутся в такт музыке. Твое тело отвечает на внешний ритм, приспосабливается к нему.
— Грегори, возможно, прав, — медленно подтвердил догадку Фесс. — У тела есть свои природные ритмы, и ритм сердцебиения только один из них. И, как заметил Джеффри, когда музыка становится слишком громкой, такой, что ее нельзя больше игнорировать, тело стремится подстроиться под нее.
— Думаю, ни один врач не поддержит это утверждение, — пробормотал Магнус.
— Несомненно, но я не врач, — заметил Фесс. — И должен подчеркнуть, Магнус, что идея, которую мы сейчас обсуждаем, — только предположение; она даже еще не настольно научно оснащена, чтобы называться гипотезой.
— Но что делает музыку такой громкой? — спросил Джеффри.
— Как что? Конечно, взрослые, брат, — объяснила Корделия. — Когда они набросали в одно место множество камней, музыка стала громче!
— Это объяснило бы громкость музыки на том поле, — возразил Джеффри, — но не объясняет, почему вокруг нас музыка тоже становится все громче и громче.
Корделия остановилась и осмотрелась.
— И правда, она усилилась! Я слышу ее повсюду! Почему я не замечала этого раньше, Фесс?
Робот начал было отвечать, но голос его заглушил неожиданный крик с луга. Спереди донеслось «Хо!», потом «Ха!», и голоса подростков все повторяли и повторяли: «Хо! Ха! Хо! Ха!» И потом в том же ритме послышалось девичье пение:
— Что это за песня? — спросил Джеффри, вытаращив глаза.
Корделия наморщила нос.
— Фу! Она плохая! Разве любовь — это только соприкосновение тел?
— Но кто это поет? — спросил Магнус, нахмурившись.
Из-за поворота тропы появилась целая цепочка тринадцати- и четырнадцатилетних подростков, держащихся за руки. Ноги их притоптывали в ритме танца, тела и головы раскачивались в такт музыке.
Гэллоугласы пораженно уставились на процессию.
— Кто это? — тихо спросил Джеффри.
Цепочка юношей и девушек приблизилась, окружила их отряд, и Гэллоугласы почувствовали, что их мягко отделяют друг от друга.
— Идем, ты не должен стоять, — со смехом щебетала хорошенькая девушка. — Ты должен танцевать или падать!
— Правда? — спросил Магнус.
— Я не хочу танцевать! — рявкнул Джеффри.
— Тогда отойди, — легко ответил ему неуклюжий подросток. — Но что с тобой? Почему ты не хочешь танцевать?
— А что с тобой? Почему ты хочешь?
Но парень словно не услышал его: он повернулся и посмотрел в глаза девушке за ним.
— Что это за музыка, которая так командует вашими ногами? — спросил его Джеффри, пытаясь не отстать.
— Как что? Это наша музыка! — ответила соседняя девушка. — Она играет только для нашего возраста!
— Ты не можешь управлять своими ногами?
— Зачем? — девушка рассмеялась. — Мне нравится то, что они делают.
— Сопротивляйся, — посоветовала Корделия. — Ты должна быть хозяйкой себя самой.
Девушка посмотрела на нее, как на какое-то чудище.
— Что ты за девчонка, если не хочешь, чтобы тебя кто-нибудь вел?
— Я принадлежу только себе! Я девушка, а не рабыня! Разве ты не понимаешь, что эти песни лишают тебя самостоятельности?
— Нет! Как это возможно? — возразила другая девушка, тоже со смехом. — Это всего лишь развлечение!
— Кто тебе это сказал? — яростно спросила Корделия.
— Да ведь сами камни кричат об этом!
— Их биение удивительно! — добавила третья девушка, сверкая глазами. — Оно отражается в крови! От него поет все тело!
Глаза Корделии расширились от ужаса.
— Ты ведь не веришь их подлой лжи?
Первая девушка сердито посмотрела на нее.
— Какая это ложь?
— В них не ложь, а правда! — вставила еще одна девушка, дальше по цепочке, — чуть выше остальных, полногрудая и очень красивая. Девушка улыбнулась Магнусу и опустила ресницы. — Разве ты не слышишь, как это прекрасно? Любовь!
Очарованные глаза Магнуса какое-то время не отрывались от нее, но он все-таки набрался сил для ответа:
— Эти слова не о любви, а о горячей необузданной плотской страсти.