— Ваня, поведай-ка… царевичу свои соображения по поводу отдельных проявлений его неприемлемого поведения, — протянул довольно-таки спокойным тоном дед.
— Есть, государь! — Колдун повернулся ко мне и продолжил насквозь уставным тоном: — Алексей Александрович, довожу до вашего сведенья, что во время вашей недавней схватки с вражескими колдунами, вероломно напавшими на предполагаемого контролера, вы потеряли над собой контроль и полностью засветили весь свой потенциал перед условно дружественными колдунами, находящимися в данный момент в Монако. Уверен, все перечисленные лица уже доложили по инстанциям о примерном уровне ваших способностей. Алексей Александрович, прошу обратить ваше внимание на недопущение подобного впредь. От себя хочу добавить, что произошедшее стало возможно только по моей вине и только вследствие моих непростительных промахов в вашем обучении. Готов понести любое наказание. — Кузьмин повернулся к императору: — Доклад закончил, государь!
— Спасибо, Ваня.
Властный жест рукой, и поклонившийся Кузьмин с заметным облегчением удалился в сторону машины.
— Что скажешь, внучок? — хмыкнул царственный дед.
— Виноват, государь, — вздохнул я. — Все было во сне, да еще и неожиданно, вот и не озаботился защитой…
— А должен был! Хоть во сне, хоть наяву! И на Ванюшу не обижайся, это он предложил Шуре тебя не расстраивать указанным промахом до твоей дуэли. — Дед опять хмыкнул. — Чувство собственного величия ослабевает?
— Ослабевает… — не стал отрицать я верно подмеченную тенденцию.
— Надолго ли? — И снова это обидное хмыканье. — Короче, боец, это не залет, это целых два залета. Согласен?
— Отрицать не буду…
— Арест на гауптвахте продляю до тридцати суток. Возражения?
— Так-то по-божески, — не удержался от «шпильки» я.
Дед, судя по всему, сдержал себя из последних сил, часто задышал и в конце концов выдал:
— Горбатого только могила исправит! И чтоб мои глаза тебя до вечера не видели!
Намек я понял правильно, рысью метнулся в хвост колонны и напросился в микроавтобус с частью нашей молодежи. На вопросительные взгляды друзей пожал плечами:
— Слегка накосячил, вот дедушка и осерчал… Отделался сравнительно легко — государь влепил всего-то тридцать суток кремлевской губы…
Запись нашей с Филиппом дуэли, уже гулявшая по «паутине», отвечала всем канонам блокбастера: съемка велась с разных ракурсов, как с обычных камер, так и с дронов, наличествовали замедления, приближения, раскадровка и другие художественные приемы. К звуковому сопровождению в виде завывания ветра, гудения огня и грохота земли вообще претензий не было, хотя лично я бы вставил фоном какую-нибудь тревожную музычку. Однако запись была изрядным образом отредактирована — в ней присутствовала лишь первая половина поединка, где я весь из себя грозный и двоящийся манипулировал тремя стихиями: огнем, воздухом и водой, — а потом оказывался на полпути к испанскому королю. После чего без перехода шел самый конец дуэли, когда я, размазавшись от скорости, ломал Филиппку конечности и хватал за горло. Часть, где испанец начинал устраивать «игры разума» с помощью стихий, в запись, отредактированную французами, не вошла. Заканчивалась видяшка весьма позитивно: великий князь Алексей Александрович тащит короля Испании Филиппа за шиворот к медицинскому квадроциклу, отмахивается от гольфмобиля, должного довезти молодого человека до его родичей, и продолжает неспешно шагать к раскинутым шатрам.
Появились и небольшие статьи в изданиях разных стран, все как одна восхвалявшие милосердие русского принца, однако официального пресс-релиза пока не было, а из намеков Ани Шереметьевой я понял, что он появится ближе к ночи.
Учитывая пожелание царственного деда не попадаться ему на глаза, я напросился в номер к Прохору, Ванюша Кузьмин увязался за нами. Во время моего рассказа о последних событиях воспитатель хмыкал и кряхтел от переполнявших его эмоций, но комментировать не решился.
— Проблема на контроле государя с государыней и цесаревича, пусть они и разбираются, — отмахнулся Прохор. — А мне сегодняшнего представления на трассе надолго хватит, и не мне одному. Только сынке моему все нипочем, — вздохнул он, — как с гуся вода! Отряхнулся и пошел дальше, весело насвистывая мотивчик популярной песенки.
Я улыбался:
— Прохор, если ты не заметил, отец с бабушкой на моей стороне.
— Так-то и государь на твоей стороне, — буркнул воспитатель. — Но существуют правила, которыми следует руководствоваться, Лешка, а ты прешь напролом и не желаешь поступать по-человечьи.