Прохор переглянулся с Иваном и опять кивнул:
— Ясно. А ты, сынка, полностью уверен, что этот капризный, эгоистичный мальчишка действительно пошел в… куда подальше, а не затаился на время, чтобы потом вернуться в самый неподходящий момент и продемонстрировать всю ту говнистость, на который способен? А то, знаешь ли, — воспитатель опять переглянулся с колдуном, — мы с Ваней всякое видали, и у закаленных бойцов крыша ехала…
— Полностью уверен, — кивнул я. — Оторванных голов больше не предвидится. И спасибо вам двоим за отсутствие нарочитой ко мне жалости и лишнего сочувствия.
— Не перегибай палку, Лешка, — поморщился Прохор. — Мужественное перенесение тягот и свалившихся невзгод заключается несколько в другом, порой и слезу пустить не стыдно, а уж на Луну повыть, хоть и не в голос, вообще иногда полезно. Не забывай, Виктория и нам была далеко не чужая, и не только нам, так что выражение сочувствия придется потерпеть. И еще, сынка, набери-ка ты сейчас его святейшество Святослава, надо нашего патриарха успокоить.
— Не понял?! — вскинулся я.
И тут же до меня дошло… А Прохор добавил:
— Его святейшество хотел сразу же приехать перед тобой виниться, но государь его отговорил, рассказав про оторванную голову Бирюкова. — А когда я уже достал телефон из кармана, воспитатель продолжил: — Да, чуть не забыл. Судя по прослушке, его святейшество поделился своими… опасениями с батюшкой Владимиром, и церковные колдуны после этого разговора, судя по всему, совсем не торопятся выполнять твой приказ о перебазировании всей кодлой в имение Гагариных.
— Вот как? — у меня задергался глаз от такого наглого неповиновения церковных колдунов, видимо, нервное напряжение давало о себе знать. — Сейчас все решим…
Святославу, понятно, звонить передумал — мужчина он гордый, еще воспримет звонок с моей стороны как «милостивое прощение», а набрал отца Владимира, номер которого вчера записал. Ответил тот практически сразу:
— Добрый день, ваше императорское высочество! Слушаю внимательно.
— Добрый день, батюшка. Мне доложили, что вы в курсе последних печальных событий, — я говорил сухим, деловым тоном.
— Да, ваше императорское высочество. Позвольте принести наши искренние соболезнования!
— Соболезнования приняты. Теперь по делу. Когда вы планируете заселиться в мое имение? У вас осталось всего два дня.
— Ваше императорское высочество… — в голосе Владимира чувствовалась неуверенность.
— Два дня, батюшка. С наступающим Новым годом вас и ваших близких. — И сбросил вызов.
Повернувшись к Прохору, вздохнул:
— Думаю, его святейшество намек поймет и вскоре позвонит сам.
— К гадалке не ходи… — кивнул тот. — А теперь шагай в гостиную, твои сестры наверняка уже приехали, а мы с Ваней будем твоему отцу с докладом звонить.
— И каков вердикт уважаемых экспертов? — не удержался от вопроса я.
— С большой долей уверенности можно утверждать, что подросток находится в адеквате, — пожал плечами воспитатель. — Хотя его душевное состояние оставляет желать лучшего, собственно, как и нервы.
— Много вы таких… подростков на войне повидали?
— Много, сынка, — грустно улыбнулся Прохор, а Ваня кивнул. — Сами через это не раз проходили и долго потом залечивали душевные раны. Правда, не все из присутствующих, — воспитатель всем телом повернулся к колдуну, — сумели справиться со своими эмоциями…
Иван только отмахнулся от Прохора:
— Ты, Петрович, нас с царевичем с собой на одну доску-то не ставь! У нас с его императорским высочеством душевная организация гораздо тоньше, чем у тебя, чурбана безжалостного! Про твое скудное воображение вообще говорить не хочу! И душевные раны у нас с царевичем зарубцовываются по определению гораздо хуже, а в иных случаях кровоточат до конца жизни. — Я заметил в его глазах слезы. — Все, царевич, иди, не слушай стариков, живи своей головой и опытом, какой бы он у тебя ни был. А за похороны не переживай, мы с Петровичем и твоим отцом уже все распоряжения отдали, цветы и венки уже заказаны, завтра утром доставят в особняк.
— Спасибо. — Я благодарно кивнул и посмотрел на воспитателя. — Прохор, давай потом еще маму навестим? Давно у нее не были…
— С Михаилом Николаевичем переговорю, — кивнул он. — И иди уже, невежливо сестер заставлять ждать.
***
— Вова, чего ты молчишь? — отец Василий дергал замершего друга за рукав. — Чего Алексей Александрович от нас хотел?
Батюшка Владимир наконец «оттаял», но лицо его осталось хмурым:
— Не знаю, Вася, может, это все большая провокация со стороны Романовых, но великий князь звонил напомнить нам об установленных ранее сроках переезда в его имение. Может, Романовы нас хотят там?.. Всех вместе и сразу, чтоб не возиться?..