— Так и поступим, Машенька. — согласился я.
С сестрой мы проговорили еще минут десять, после чего я повернулся к воспитателю:
— Прохор, как бы цинично это сейчас не прозвучало, но угадай, что сейчас сделает Мария?
— Обсудит последние новости с сестрой, а потом они вместе пойдут выносить мозг вашему отцу. — со вздохом ответил он.
— Именно! — с довольной улыбкой кивнул я.
— Ну что, жертва самодержавия, пришел в себя?
— Да, Государь. — поклонился Пафнутьев.
— Рад за тебя. Постарайся больше меня так не расстраивать, второго шанса не будет.
— Не расстрою, Государь. — опять поклонился тот.
— Ладно, задерживать тебя долго не буду, обращу только твое внимание только на то, что Военная разведка совместно с Корпусом вышли наконец на наследников Никпаев. Ты уж проследи за господами офицерами, чтобы они нигде не напортачили. Особенно обрати внимание на финансовую сторону вопроса, чтоб ни одна копейка мимо казны не прошла. А то любят у нас в Военной разведке разные неучтенные заначки на оперативные нужды в иностранных банках устраивать.
— Их можно понять, Государь… — начал было Пафнутьев, но осекся под тяжелым взглядом Императора. — Сделаю, Государь.
— И ещё, Виталий. Постарайся найти общий язык с Кузьминым. Считай это приказом. И не вздумай ему какие-нибудь провокации устраивать, иначе…
— Да, Государь.
— И помоги Александру нашего Ивана до конца проверить. И тоже обрати особое внимание на финансовую составляющую вопроса. Свободен.
Приехавшая позже нас с Прохором Виктория ничего про сегодняшний день на полигоне в Ясенево спрашивать не стала. Как я подозревал, допрос с пристрастием меня ждал по обыкновению вечером. А перед самым ужином в особняк заявился Сашка Петров в сопровождении двух незнакомых мне Дворцовых, несших сложенный деревянный мольберт моего друга и прямоугольный бумажный сверток, очень напоминавший своими очертаниями картину. Вернувшийся вскоре из своих покоев Александр пояснил нам с Прохором:
— Всё, осталось только немножко доделать портрет Государя, и он будет готов.
— Мы так и поняли. — кивнул Прохор. — А будет ли позволено нам с Лешкой хоть одним глазком глянуть на произведение изобразительного искусства?
— Рано. — решительно заявил Петров. — Вот закончу, тогда и глянете. Все равно вы у меня единственные доверенные критики. Ну, Михаила Николаевича Пожарского еще надо будет перед премьерой позвать, как и Вику с Лесей.
— Организацию предпоказа я беру на себя. — улыбался воспитатель. — И очень надеюсь на фурор. Будет фурор, Сашка? Леська с Викой в экзальтации в обморок попадают?
— Очень бы хотелось надеяться… — вздохнул Петров. — Моя карьера от этого портрета зависит…
— Саш, не переживай! — решил я поддержать друга. — Мы все в тебя верим!
А после ужина мне позвонил отец:
— Привет, Алексей! Как день прошел? — начал он издалека.
— Нормально.
— Это хорошо. Мне Прохор уже доложил во всех подробностях о правиле Волкодавов, да и Орлов отзвонился. Как ты себя чувствуешь?
— Устал.
— Понял. А зачем ты Марии так подробно все вчерашнее расписал? Еле их с Варварой отговорил от того, чтобы твои сестры к деду за выяснением отношений не побежали. Ты о сестрах-то подумал?
Я довольно улыбнулся — Мария меня не подвела!
— Подумал.
— Общаться, значит, не хочешь… — протянул он. — Ладно, чего звоню. Завтра, перед началом занятий, жду тебя у ректора, сначала будем извиняться перед ним, а потом и перед остальными студентами. Одень костюм, а не то, в чём ты обычно на учебу ходишь. Договорились?
— Договорились.
По вопросу внешнего вида возражать отцу я не собирался — накосячил сам, когда перевозбудился. Да и перед преподавателями и студентами извиняться я собирался искренне, они, а особенно мои друзья, находившиеся ко мне ближе всех, были ни в чем не виноваты. А судя потому, что мне сказала Мария, накосячил я здорово.
Алексии позвонил сам, и убедился, что у Пафнутьевых все нормально. Девушка планировала пробыть с матерью до завтрашнего обеда, а потом собиралась в аэропорт — гастроли продолжались, хоть и подходили к концу. В Москву Алексия планировала прилететь только на следующей неделе и обещала скучать. Пожелав друг другу спокойной ночи, положили трубки.
Уже в одиннадцатом часу вечера уселся за буквари — как бы преподы не начали меня после вчерашнего спрашивать с особым пристрастием. Вика же принялась нарезать вокруг меня круги, демонстрируя свое нетерпение. То она копалась в телефоне, устроившись в кресле напротив в одной коротенькой ночнушке, то садилась перед зеркалом и по третьему разу начинала протирать лицо ватным диском и расчесывать волосы. Но я был стоек и на провокации не поддавался до тех самых пор, пока не закончил с подготовкой к завтрашним занятиям. А потом был душ, под которым я попытался смыть всю усталость, накопившуюся за день.