— Знаешь, Гибсон, я передумал… — начальник осекся, пожалев, что так неосторожно заявил о неоднозначном решении. Он смущенно прокашлялся и изменил тон: — Точнее, я обдумал твое предложение. Я попытаюсь все уладить. Думаю, ты можешь пригласить одного в ваше… В общем, я должен идти, я…
Диксон положил трубку. Он немного еще постоял на том же месте, вдыхая свежий воздух города, избавившегося от удушливой жары и вступающего в оковы прохладной ночи. Ему смутно показалось, что донесся запах серы. Впрочем, начальник отдела анализа поведения плохо знал, как пахнет сульфур, даже удивился собственному предположению. Удивительно, какие мысли может пробудить близость смерти. Дом, под крышей которого витали души умерщвленных незаконно, грубо, зверски. Мрачная атмосфера окраины города, подобно мерно шумящей рядом реке, отнюдь не помогала избавиться от гнетущего ощущения. Диксон нахмурился. Придя домой он, вероятно, все еще будет чувствовать этот неприятный сырой запах почвы и горящей серы. В его памяти надолго запечатлевались моменты, оставившие липкий и скверно выглядящий след на его коже, ведь ему казалось, что все испарения садятся на его кожу и медленно ее поедают; он приносит их в свой дом, идет с не покидающим его чувством уродства; избавляется от невидимых паразитов с помощью горячего душа и бокала сухого вина.
***
Подгоняемый собственной тенью, агент менее чем за час сумел собрать коллег в офисе.
Роберт Шор, выбор на которого пал спонтанно, с готовностью откликнулся на приглашение Гибсона, но нехотя согласился приехать среди ночи в офис. Он было начал повествовать о свободном времени и чём-то под названием «планы», впрочем, услышав последние сводки, осекся, умолк и голосом подчиненного солдата прохрипел: «Я приеду.» Подозревал ли Гибсон, что отвлекал человека, имеющего право на досуг? Скажу единственное — Ричард счел обязанностью Шора приезжать по вызову. Рик придирчив. «Настоящий агент должен отвечать пострадавшим. Они знали, на что идут.» Потому, неотложность собрания подразумевала и обязанность ответственного лица. Гибсон смотрел на долг узко — считая, что сам является чем-то схожим с эталоном, он требует от других безупречного послушания.
Эти мысли он вкратце изложил и Риэ. Непрошенные слова, утратив единый барьер — сдержанность, слетали с уст Ричарда, позабыв, что их обладатель крайне скуп на устную речь. Рик угрюмо сообщил девушке последние новости и приказал ей ехать с ним.
Но стальные холодные когти угольно-черного зверя, носящего имя «чувство вины», раздирали сердце профайлера, а ведь оно не утратило чувствительности; глаза животного, которые представлялись пронзительно-голубыми, с насмехающимся любопытством вглядывались в бесстрастные глаза Ричарда, пытаясь угадать, доставляют ли стальные резаки достаточно боли. Зверь упивается мукой, плотоядно улыбается. В иной раз кажется, что человек не может иметь это кровожадное нечто внутри себя; тем не менее, нечто внутри каждого из нас, беспощадно смотрит на то, как мученик угасает. И чем тусклее свет виновного, тем ярче сияют безмятежные глаза зверя. Неужели совесть является пред созидателем этим монстром?
Дверь кабинета захлопнулась, яростно подтолкнутая локтем Гибсона. Он держал в руках внушительную стопку папок. И в каждой с ней, мужчина знал, последняя страница из жизни убитого — отчет о вскрытии.
Насколько банально завершилась их жизнь. То, что каждый из лежащих под светом ультрафиолетовых ламп, имел на грядущий день планы, так и не успел признаться тайно возлюбленному в чувствах или оставил в одиночестве комнатную собачку, нагнетало атмосферу. И ладно бы осознавать, что убит один — нет же, вопрос пары часов — шестнадцать лиц были приговорены не увидеть солнечный свет после наступления сумрака. Прозаично? Соглашусь. Но так ли мало в мире этих банальных историй, пестрящих избитыми фразами? Убив одного, преступник обрекает на страдания многих.