— Плохо вы его исполняете, мистер, — все так же резко вставил Гибсон, забрал портфель и, еще раз напоследок посмотрев на охранника, не преминув еще и презрительно хмыкнуть, мужчина пошел к лифту.
Пока он — как оказывается, самый опасный человек, которому только удалось получить здесь место и пост, — проходил сквозь руки бдительного секьюрити, через рамку без остановки и напрямую к лифту прошло уже по меньшей мере шесть человек. И лишь ради того, чтобы не выйти из себя чуть в большей степени, чем он уже себе позволил, Гибсон предпочел оставить этот факт без внимания.
— Что, Гибсон, тяжелый день на носу?
Стоило агенту зайти в лифт и нажать кнопку четвертого этажа, у него сразу появились собеседники. Заговорил с ним, кажется, работник обычного сыскного отделения, который занимался «простенькими» делами на месте. Он давно питал к Ричарду, да и ко всему его отделу, жесткую ревность, которая часто выражалась в виде легкой издевки, едких замечаний и совсем неуместных комментариев в его адрес.
Этого «добряка» по имени Стивен Ронэлл в свое время не приняли в команду профайлеров, притом что собеседование и проверку документов проводил Гибсон. Последний был и остается очень требовательным к желающим работать с ними, ведь должен убедиться, что они смогут работать над порою отвратительными, ужасными делами, само содержание который взывает либо к железной выдержке агента, либо к стальным нервам и устойчивой психике.
К слову, это отнюдь не голословное заявление. Тот, кто не может совладать с отвращением, а превалирующая часть работы отдела это самые кровавые и «особые» серийные убийцы с извращенным восприятием мира и человека, не сможет проработать здесь и месяца. Банальные преступления профайлерам не попадают, к сожалению. При приеме на работу, на ответственную эту должность, Ричард учитывает и это, и подготовку, и характер потенциального агента. Если он не является подходящим, то вполне последовательно то, что желающий получит отказ, притом категоричный. Подготовку можно исправить, вышколить, но с характером так не сработаешь.
И так уж повелось, что некоторые амбициозные личности, преисполненные чувства собственного превосходства над остальными, уверенные в идеальности собственного «я» так же, как и в своей непогрешимости, и, разумеется, полные беспечности и ощущения, что без них жизнь попросту остановится. Подобный элемент в их видении мира есть неисключимым из огромной машины жизни и незаменимым, везде успевающим и всем нужным. Гибсон сразу же видит таких людей, да и, по правде говоря, их несложно заметить. По походке, по манере речи понятно, чего пришел добиться этот человек — пришел ли он получить реальную работу, или всего лишь хвастануть собой. Отказ последними воспринимается очень болезненно: по первых порах им не понятно, как это могут справиться без вторжения их могучей руки в дела, а уже после приходит ярость. Принятие и отрицание, как это бывает, отсутствуют. Стивен Ронэлл принадлежал как раз к такому неприятному типу личности. После столь личного оскорбления, которое приносит им отказ в цели стремления, с этими людьми становится абсолютно невыносимо говорить, даже сосуществовать.
Гибсон уже успел пожалеть о том, что зашел в один лифт с доброжелателем Стивом, и подбадривал себя лишь тем, что через минуту поездка закончится и он будет избавлен удовольствия проводить время в его компании.
— Как и всегда, — ответил агент.
— Опаздываешь… — подначивал его Ронэлл, криво улыбаясь. Руки он заложил за спину, немного встал на носочки, и все поглядывал на Гибсона.
— Опаздываю, — мужчина кивнул, подтвердив изречение собеседника.
К счастью, разговор не зашел дальше. Его прервал приятный звук колокольчика, извещающий о том, что лифт достиг пункта назначения и сейчас распахнет двустворчатые двери и выпустит временных плененных на свободу.
Предупредив вопросы, которые, казалось, вот-вот должны появиться, Рик выбежал из лифта быстрее, чем задиристый коллега начал бы расспрашивать о деле. Ведь избежать разговора всегда легче и эффективнее, нежели пытаться его свести на нет бесконечными намеками, или же бесцельно сообщать отточенные фразы, которые в большинстве своем исходят из соображения «чем меньше знаешь, тем крепче спишь» и являются тончайшим, искуснейшим выражением в прямой речи данного соображения.