Обвиняемую было решено доставить в город не в повозке, а пешком, чтобы по дороге, чего доброго, не заколдовала коней и те не понесли. А для пущей надёжности ещё и заключить в колодку, представлявшую собой две плотно сомкнутые и запертые стальные полосы с тремя полукольцами на каждой – двумя поменьше, одним побольше – обхватывающими тонкие руки и шею. Сквозь проушины по бокам были пропущены цепи, привязанные концами к сёдлам всадников, ехавших квадратом – по двое впереди и позади. Натягивая их, они не давали ей совсем упасть, но и не позволяли хоть на секунду приостановиться и перевести дух. На арестованной было зимнее платье, видимо, пожертвованное госпожой, чтоб надеть вместо собственного, недостаточно тёплого.
– Гляньте, вырядилась, чучело! – улюлюкали в толпе, сопровождавшей процессию. – И уже, неряха, изгваздалась!..
На тёмном бархате бросались в глаза прилипшие стебли унавоженной соломы, в спутанных волосах застряла сенная труха – надо думать, при аресте не церемонились. Кто-то из любопытствующих, желая ещё больше унизить бедную девушку и не защитившую её хозяйку замка, вслух отметил наряд безвкусным. Дескать, модница нарочно от него избавилась, поскольку он ей не нравился. Если в том и была доля истины, то лишь потому, что подобный костюм мало подходил для верховой езды. Вот для пеших прогулок в холодную погоду – другое дело. Только серебристого меха воротник и манжеты на длинных рукавах никак не вязались с наручниками и ошейником. А из-под низкого подола особенно нелепо выглядывали босые ноги в намертво заклёпанных кандалах, дребезжащих в такт частым мелким шагам. Она то и дело спотыкалась на обледенелой дороге. Оковы врезались в лодыжки. А стражники, знай, подстёгивали кнутами, стараясь зацепить голени, когда те мелькнут под складками платья.
– Пляши, ведьма! Недолго осталось! – более других усердствовали вчерашние подруги. Учитель был поражён: откуда столько жестокости в тех, кто недавно делил с ней школьную скамью?!
– Ножки озябли? Ничего, согреются, ещё жарко станет, – в неё полетели комки замёрзшей грязи.
– Эй! Немедленно прекратить! – прикрикнул на зевак ехавший во главе конвоя. – Пока нет вердикта суда, она всего лишь подозреваемая.
– Ну вот! – послышался разочарованный гул. – Разве и так всё с ней не ясно?
– Не вам решать. Смотреть можно, но даже и пальцем не сметь трогать! Держаться не ближе десяти шагов! А вы, – приказал он стражникам, – если что, пускайте в дело кнут.
– Говорили, народом судить будем! Наврали?
– Предоставьте бороться с колдовством тем, кого на это благословила Святая Церковь, – успокаивал пастор. – Каждый желающий может дать свои показания. Это и будет ваш вклад!..
Проскочив под свистящим бичом, Фридрих ухватил начальника за стремя.
– Отпустите её! Девушка невиновна!
– Это ещё кто?! Почему посторонние?!
– Я местный учитель. Мне удалось кое-что разузнать…
– Обожди, – сделал офицер знак помощнику, снова занёсшему руку с кнутом, и снизошёл выслушать. – Говори! Коротко и быстро!
– Убитого видели в харчевне после того, как они расстались…
– Суд примет к сведению все обстоятельства. Вперёд, пока этот сброд её не растерзал! – пришпорили коня.
Фридрих едва удержался на ногах, исполнив неуклюжий танец, чем вызвал оживлённый смех. Какой-то косматый клубок с лаем вкатился под копыта переднего всадника, волчком увёртываясь от хлёстких ударов. Лошадь взвилась на дыбы, едва не сбросив седока. На шее собаки болтался обрывок привязи.
– Вулкан! Сидеть! – крикнула Мая, до этого не проронившая ни звука. Свистнул хлыст, кончиком полоснув по щеке.
– Заткнись! А то вставим кляп!
Девушка молча слизнула тёмную струйку, побежавшую с рассечённой губы. Не послушавшись, пёс метнулся к ударившему юную хозяйку и, оскалив пасть, прыгнул, готовый вцепиться обидчику в горло. Но железный нагрудник помешал. Блеснула сталь…
Хорошо, она не могла обернуться и видеть это, только услышать короткий сдавленный визг. На глазах, всё это время остававшихся сухими, выступили слезы. Старый пастух опустился на колени, сгрёб обмякшее лохматое тело и ткнулся лицом в окровавленную шерсть, шепча:
– Вулкан, тебя-то за что?.. Проклятая ведьма! Всё из-за неё!..
*****
В конце дня потерявшая интерес толпа уменьшилась и отстала. К тому ж погода портилась, снегопад усилился. Все устали – и люди, и даже лошади, которым было непривычно двигаться таким медленным шагом. Из сопровождающих помимо конвоя остались лишь учитель да старая вдова, нагнавшая их возле самого леса. Они тащились следом, не разговаривая и не приближаясь друг к другу, понуро опустив головы и стараясь не наступать на алые пятна, точно раздавленные в снегу ягоды. Из-под грубых железных браслетов со стёртых ими щиколоток пленницы сочилась кровь, отмечая скорбный путь. Если они не в силах даже смотреть на это, то каково ей!