Тот же, совладав с гневом, заявил, будто никогда не врёт, ибо не утверждает, чего не знает. В город наведывался полгода назад, сами разумеем – с чего б ему там светиться за несколько дней до его же прибытия с ценным грузом из дальних земель. Тогда всё было спокойно. А что теперь – узнают, чьё любопытство переборет трусость. Кому-то же, поглядит, больше по вкусу и по зубам готовенькое? Добытое чужим риском…
Не проронив ни слова, оскорблённый рыцарь покинул шатёр. И когда перед рассветом небольшой отряд, замаскированный под купеческий караван, выдвинулся в сторону города, его с тысячами всадников уж и след простыл. И дальше всё пошло наперекосяк. Еле дотерпев сутки до настоящего дела, в предрассветный час мы подобрались к воротам – грамотно так устроены, в западе меж высоченных башен и стен с бойницами. Но никто за ними не суетился, не бил тревогу. Спокойно подтянулись поближе, ожидая начала. Тишина дуралеев не смутила. А стоило б обеспокоиться. Так тихо бывает только, сам знаешь – где…
– В могиле?.. – вырвалось у Фридриха.
– Верно!.. Когда успел там погостить?.. – хмыкнул рассказчик. – Хотя, все теперь от неё недалече. Как и тогда… Вместо расстеленной ковровой дорожки нас приветствовал ливень стрел. Враги ждали и хорошенько приготовились. Прокажённый либо не знал, либо наврал, многократно занизив их число. Но ведь и разведчики ничего такого не углядели! Неужто супостаты прознали загодя и нарочно затаились? За каждой бойницей пряталось по лучнику, а мы у них, как на ладони. Даже щиты не давали прикрытия от смерти, летящей одновременно с трёх сторон. В первых лучах восходящего солнца, бьющего в глаза, сумели разглядеть ещё кое-что, отчего слёзы навернулись. Сослепу видать было плохо, да стало яснее ясного: затея купца с королевичем провалилась с треском! Сами попались на приманку! А они спокойно запустили лазутчиков внутрь да захлопнули мышеловку – кого подстрелили, кого порубили. Хуже всего пришлось захваченным в плен – не отрубленными головами украшать поднятые для обозрения пики, а заживо корчиться на них!
– Какая бессмысленная жестокость! – покачал головой слушатель.
– Пожалуй, соглашусь, книжник. В этом была их ошибка. Когда видишь товарища, выставленного на поругание, будешь сражаться аки лев, дабы не красоваться рядом. Опьянённые успехом противники решили, что численным превосходством нас запросто одолеть на поле брани. Выпустили конницу. Она вклинилась в ряды отступающих, смешалась с нами. И… Теперь их лучники уже не могли стрелять почём зря, опасаясь зацепить своих. А мы бились – против троих-пятерых на одного, как семеро… десять! Каждый, умирая, забирал нескольких. И всё же неприятели сумели перекрыть нам пути к отходу. Не хотели выпускать живыми, дикари! Куда смотрели ихние дозорные на башнях, уж не знаю. Шибко, видать, зрелищем боя увлеклись. Не бывало такого – уже смирился, приготовился к смерти, а судьба возьми и передумай? В пылу мы не сразу подметили, что как-то беспорядочно стали они напирать, при этом оглядываясь. Торопились под защиту стен, а мы им – окружённые и почти разгромленные – теперь мешали. Догадываешься или нет, наш дружок рыцарь – то ли совесть проснулась, то ли, как купчина предрекал, не пожелал отказываться от лавров и куша – подоспел вовремя и ударил окружившим в тыл. Теперь уже им пришлось, как нам до этого. Бились отчаянно, да тщетно! Вам, книжным червям, не ведомо – каково оно, после липкого холода смерти ощутить вкус победы. Ворота до последнего открытыми держали, видать, в городе воинов вообще не осталось. Полные болваны! Вперемешку со спасающимися бегством наши за них и прорвались. Вот как бывает!
– Да, – оценил учитель, увлечённый рассказом, на время позабыв, кто перед ним. – Правдивая история выглядит не менее достойно, и даже интереснее…
– Чем попавшее в книжки?.. – угадал не читавший их разбойник. – Боюсь, оно завсегда так. Напрасно, грамотеи, думаете, будто из них обо всём знаете. Живы ещё те, кто видел собственными глазами, щупал и нюхал. Выслушал старого вояку – на том благодарствую. Восхищение и воспевание – это для господ. Мы, простые солдаты, им – как удобрение, навоз, на котором прорастают цветы их славы. К нашему же брату смерть щедрее, а от победы перепадает меньше и хватает ненадолго. Но всё лучше, чем ничего. Два дня кряду вкушали её плоды – грабили, насильничали, резали, жгли. Словом – развлекались по-всякому, позоря ихнего Бога, не защитившего своих псов. А я всё это весёленькое время провалялся среди трупов с вытекающим глазом – перед самыми воротами один мерзавец саблей зацепил – и намертво придавленной ногой под издыхающей кобылой. Откопали полуживого лишь когда сподобились расчистить от павших дорогу, тащить добычу домой. Едва не зарыли с остальными в братской могиле! К услугам победителя имущество поверженных, их жёны, матери и дети, служанки и рабыни. Каждый прихватил, сколько мог унести. Ещё и оставалось. Мне-же самому едва нашлось местечко в обозе. Довезли. Подлечили. Ребятки мои в том бою, почитай, все полегли. А я в итоге – одноногий, с единственным глазом, да дырой в кармане – вот и всё вознаграждение за ратные труды. Позже пришлось навёрстывать…