– Не может быть! Это не я!..
– Себя не узнаёшь? Фридрих, старина!
Перед глазами расплывалась румяная физиономия. Знакомая до боли! Ощущение, словно только что оторвал гудящую голову от стола во время затянувшейся студенческой попойки. То ж сто лет тому было!.. Сколько воды утекло, будто приснилось! И неплохо, окажись оно сном. А может так и есть?
– Йозеф?
– Кто ж ещё!
– Где мы?.. – не сразу смог поверить учитель в реальность происходящего.
– На грешной земле покуда, – ответил понемногу обретающий чёткость призрак закадычного друга, с которым, похоже, и сейчас всё было в порядке. – Верней, в повозке для раненых. Почти порожней осталась. Сбитого лучника увезли ещё вчера. Сам виноват отчасти – не было приказа без нужды тетиву спускать и мазать. А сегодня вообще без потерь. Так что тесниться не придётся. Не рад?
– Чему?..
– Тебе видней, наверно. Лицо кислое. У них лучше было?
– Кого?
– Известно! Циклоповой шайки, которой, доволен тому или нет, отныне не существует в природе.
– А тебя каким ветром сюда принесло?
– История долгая и скучная, – криво улыбнулся Йозеф. – Ещё в академии говорил – нет нынче востребованных наук, кроме медицины. Твои познания когда пригодятся? А я, видишь, неплохо устроился, хоть в учёбе, что греха таить, всегда позади был. Теперь же твой покорный слуга, приятель и собутыльник, бывший нерадивый ученик – главный судебный медик и по совместительству первый городской патологоанатом. Ты же, прослышал, учительствуешь в школе для бедных?
– На судьбу не жалуюсь, – простонал Фридрих. – Каждый хорош на своём месте. Здесь-то чего делаешь? По-моему, тут не спасают жизни, а наоборот.
– Обижаешь! Себя в расчёт не берёшь?
– Благодарю, конечно.
– Не чувствую искренность.
– Ладно придираться. Врач, а не видишь, что пациент еле жив.
– Охотно верю, – подмигнул товарищ. – Но всё ж согласись – «еле» лучше, чем как у остальных.
– Никто не уцелел?
– За малым исключением.
– Тип с забинтованной рукой?.. – встревожился учитель.
– Покуда, но ненадолго. Даже в сознание не приходил. И придёт ли? Чего расстроился? Иль сосед успел тебя покусать, покуда прятались? Ловко придумали! И как остальные не смекнули про потаённое местечко, где переждать?
– Догадались, да кое-кто не пустил.
Спастись самому, оставив другого умирать снаружи – разве не подло? Но, будь главарь рядом, непременно б исполнил «дружеское» обещание «прикончить без лишних мук».
– И шут с ними. Молодец! – похвалил Йозеф. – Теперь проясняется, с какого их главный рассвирепел. Кого сразу у дыры не положили, внутри отрубились давно. А этот выскакивает, размахивая кривым клинком, будто готовый прыгнуть и с лёту покрошить наших в капусту. Кто его знает – может, сразу не убившись, нескольких и зацепил бы… Вроде, у скалы под снегом листьев выше пояса намело. Но меткие стрелки прежде утихомирили – бездыханным в них приземлился. А вы с укушенным? Решили напоследок в золоте искупаться? Не обижайся! Временное помутнение рассудка, не худшее, чего могло сделаться…
– От дыма?.. – память возвращалась обрывками. – Что это было? Разбойники с перепугу приняли за пещерного духа…
– Недра земные здесь ни при чём, – заговорщицки шепнул друг. – Порошок, который в костёр подмешали, из высушенных растений то ли вечнозелёных лесов к полудню за пустынями, то ли с островов посреди океана. Вроде дурман-травы, только сто крат сильнее, целую армию хватит усыпить. А в пещере, откуда воздуху деваться некуда, пары горстей хватило. Даже жалко переводить этакое богатство на всякий сброд.
– Усыпить, говоришь? Но они же…
– Пока сказать не берусь, отчего померли. Вроде, запах не убивает, но и не просто заставляет уснуть – полностью обездвиживает, расслабляет каждый мускул. У вытащенных руки-ноги тряпками болтались. Высунувшихся глотнуть воздуха подстрелили. А остальные, наверно, кто обыкновенным дымом задохнулся, кто – собственные языки проглотив. Кстати, анекдот! – хихикнул он. – Ещё немая девка выжила! Безъязыкой-то глотать нечего было. Вообще бабы, чего медицина объяснить не в состоянии, несмотря на телесную слабость живучее нашего брата. Полюбуйся, кажется, очухалась уже!
С трудом, точно придавленный тяжёлыми мешками, учитель приподнялся на локтях и повернул голову. Позвонки тёрлись друг о дружку мельничными жерновами, отдавая в затылок хрустящей болью. Затуманенному взору предстал фургон позади костра. Прутья решётки колебались, как тронутые струны арфы. За ними проглядывала лестница к темнеющему отверстию в скале. На канатах спускали уцелевшие сундуки. С лежащей на земле уже стянули сапоги и, звеня молотком, прилаживали цепь на ноги. А пленница уставилась в мутное небо без тени мысли в глазах.