Или просто «прощупывает иные варианты…»?
– А вы хитрец! – жёстко глянул учитель. – Попытались надавить на тщеславие, для начала подбросив дрожжей, чтобы оно вздулось и хлынуло через края? Вынужден огорчить. Не вышло! Не думаю, что кто-то нуждается в вашей помощи. Равно как вам нечего у них искать...
– Признаю. Не было смысла приправлять ими камень, пусть и под непрочными рёбрами. Возможно, вы правы. Но… – тонкие пальцы, сжимавшие дарственную, разошлись в стороны. Между половинок порванного письма остолбеневшему Фридриху предстала треклятая улыбка. Клочки полетели в камин, чернея и скукоживаясь. – Удивлены, что Святая Церковь на ваших глазах лишилась лакомого куска земли с угодьями, строениями и тысячью трудолюбивых тупиц? Успокойтесь. Условия не были соблюдены. Девчонка проследовала не в монастырь, а знаете куда. Так что пускай ваша любезная владеет себе, как ни в чём не бывало. В случае чего её не придётся искать, а будет под рукой. Всевышний перетерпит. И не такое ему приходилось терпеть. Меня же, насколько вам известно, занимает другое. Сами разбирайтесь в противоречивых чувствах вашей троицы. Только извлеките из их клубка инородный фрагмент, засевший занозой, и верните. До скорого. Теперь будем видеться чаще.
*****
Шагая наискосок через площадь, учитель даже не понял, как обстоят дела с погодой. Не то лёгкий морозец кусает щёки, не то кровь прилила от волнения и раздумий. Такое обычно бывало, когда сдавал, а позже принимал бесчисленные экзамены. Похоже, вся жизнь состоит из них. Плиты мостовой начисто выметены – ни соринки, ни снежинки. В декабрьском небе ни облачка. А впереди тёмным клином маячил вход в, без сомнений, одно из самых отвратительных мест на земле.
Справедливости ради стоит отметить, редкая столица могла похвастать таким впечатляющим центральным пространством. Природа внесла свой вклад – возвышенность, склоны которой ныне сплошь обросли бесчисленными постройками вдоль ветвящихся улиц, увенчала плоской вершиной, тремя сторонами открытой движущемуся солнцу, а с севера обрамлённой гребнем скал. Остальное довершили руки человеческие, создав воистину грандиозное творенье. И главными в этой короне были три зубца: Тюрьма – старейшее городское строение, некогда несокрушимая цитадель, призванная давать последнее прибежище обороняющимся. Громоздясь уступами на головокружительную высоту, она словно подпирала собой небосвод, изнемогая под тяжестью. Шпиль собора, напротив, вспарывал его. Особенно так казалось вечерами, когда закатный свет заливал алым морды рассевшихся по карнизу изваяний уродцев, не отказывающих себе в удовольствии испить небесной крови. Сейчас они, ещё не проголодавшись, скорее дремали. А верхний ярус башни ратуши просто парил, подобно кораблю на невидимых со дна волнах. И за муравьиной суетой внизу с него наблюдало само время в образе часов с лазоревым циферблатом.
Главные фасады всех трёх зданий были обращены к площади. Боковые и задние собора с ратушей – нависали над дворами и крышами, опираясь на контрфорсы и аркады протяжённых галерей. Тюрьма же тыльной стороной прилепилась к скале, слившись с нею, и мрачным своим видом то ли предостерегала, то ли, наоборот, приглашала в мир страданий, заканчивающийся смрадным провалом по ту сторону гряды.
Потому предпочёл смотреть не вперёд, а под ноги. И возле самого порога, наступив на узкую закрученную тень, отпрыгнул, словно вляпался в гадость. Машинально повернув голову, увидел приспущенную петлю. Даже оттого, что виселица пустовала, она не выглядела менее зловещей. Точно голодная тварь, ждущая добычи! Скользнул взглядом выше по неровной стене башни и тут же брезгливо его отвёл, узрев приспособления её дождавшиеся. И как мог вчера весь вечер пялиться на фундамент?.. Впредь не следует брать столик у окна. И вообще! Скорей бы покинуть город, чтобы больше в него не возвращаться! Скрипнув, кованнанная створка будто пискливо усмехнулась: «Тебя никто и не держит!..» А эхо отозвалось болезненным стоном.
Никто? А Мая? Они покинут его только вдвоём и свободными. Свобода… Хрупкая бесценность этого слова тут ощущалась как нигде.
– Разрешение подтверждено, – пробежал начальник тюрьмы глазами поданный документ. В сравнении с вверенным учреждением он выглядел заурядным и тщедушным. – Только помните: заключённой ничего не давать и вообще не прикасаться ни к ней, ни к кому другому. Иначе поселитесь рядом. Бывали случаи, когда сочувствующие тайно передавали арестованным яд, чтобы избавить от заслуженного воздаяния. И сами схлопотали приговор за отравительство. Оно у нас карается не менее сурово. Читали «Уложение…» ближе к концу?